— Как вы себя чувствуете?
— Вас не интересует, как я себя чувствую, — выдавила она из себя. Горечь и ярость слышалась в каждом её слове.
— Вас интересуют только те сведения, что есть у меня, и это всё, что вы хотите. Вам не нужно ничего, кроме того, чтобы заполучить их.
— Это правда, — признал он, разглядывая её. Боггс и Каттер поработали мастерски. Единственной видимой травмой был расплывающийся синяк на её щеке, но он был там уже не один день. Деленн сидела, застыв в той же самой позе, которую она не меняла на протяжении последних шести дней. Только отголосок сдавленного рыдания в её голосе и лёгкая судорога, сводившая её левую руку, свидетельствовали о том, что сделали Боггс и Каттер. Можно было надеяться, что этого окажется достаточно, чтобы сломать её. Если же нет, Уэллс всегда мог вызвать их снова.
— Но взгляните на это с другой стороны, сатаи Деленн. По крайней мере, вы нужны мне живой.
— Вы называете меня моим титулом только для того, чтобы поиздеваться надо мной, — отозвалась она. — Вы не понимаете, что он значит. И правильно. В ваших устах его истинный смысл обращается в грязь.
Вот оно. Гнев, шесть дней таившийся под видимой поверхностью, переполнил чашу. Уэллс достал из кобуры плазменный пистолет и положил его на стол перед собой. Просто так, на всякий случай. Глядя в её глаза, Уэллс понимал, насколько опасна эта женщина.
— Что ж, сатаи Деленн, объясните мне его истинный смысл. Расскажите мне о Сером Совете, о Валене и Девяти, о Свете и Тьме. Я обещаю быть очень внимательным слушателем.
— Мне жаль вас, — донёсся её ответ. Кто-нибудь другой на его месте рассмеялся бы, но Уэллс остался серьёзен. Он лишь приподнял бровь, ожидая продолжения. Оно последовало.
— У нас, минбарцев, всем управляет один индивидуум, но мы всё делаем как один человек. Когда ваш народ убил нашего вождя, мы все обезумели от горя. И мы оставались такими очень долгое время. Только сейчас мы вновь возвращаемся к здравому рассудку… все вместе. Но вы… вы одни. Каждый из вас обречён страдать в одиночку, и некому пробудить вас от вашего безумия.
— Безумия? В самом деле? Давайте взглянем на это с моей точки зрения, сатаи Деленн. Вы сошли с ума после смерти одного человека — вашего вождя. Его звали, кажется…?
— Дукхат, — донёсся тихий ответ.
— О, благодарю вас. Да, Дукхат. Вы обезумели от одной смерти, единственной потери, и, будучи одержимыми своим безумием, вы разрушили семь колоний, опустошили две луны, уничтожили почти весь наш флот — двадцать тысяч кораблей в Битве на Рубеже, большинство наших лидеров, в сущности, большую часть нашего населения… и нашу родину. Так скажите же мне, сатаи Деленн, если вы стали безумны от одной-единственной смерти, как же мы могли не обезуметь от такого неимоверного количества смертей и таких страшных потерь? Вы можете думать о себе что угодно, но ведь, на самом-то деле, вы нисколько не лучше нас, так ведь?
Единственным ответом послужил безмолвный взгляд, но в нём был оттенок горечи. Ага, начинается.
— Говоря начистоту, вы уничтожили не просто нашу родную планету. Вместе с ней вы разрушили все наши мечты. У вас есть… ох, как бы это сказать? Некая точка сосредоточения? Что-то такое, во что верит весь ваш народ без исключения — поклоняется, если хотите? Есть хоть что-нибудь?
— Вален, Круг Девяти и предначертанное нам, — сказала она столь же тихо.
Предначертанное? Уэллс мысленно сделал пометку напротив этого пункта.
— Что ж, у нас тоже был центр средоточия стремлений. Центральная точка всех мечтаний и надежд нашего народа как единого целого. Она звалась Землёй. Вот, взгляните, — он указал на эмблему на своей униформе. Она поглядела на неё, но не сказала ничего.
— Видите это, «Вооружённые Силы Земли»? Земли. Когда я впервые надел эту форму, мне показалось, что я вырос на десять футов, что я способен померяться силами со всей Галактикой. Понимаете, у меня было призвание, и оно заключалось в том, чтобы служить Земле — планете, людям, живущим на ней и идеалам, всему, в чём заключался смысл этой формы. И вы отняли всё это у меня. У меня и у бесчисленного множества других людей. Но я перенёс это. У меня всё ещё есть своё предназначение здесь. Допустим, оно не такое уж значительное, но всё равно я кому-то нужен. Во мне всё ещё живо стремление служить, делать всё, что в моих силах, но в других… во многих его уже нет. Они пали под тяжестью обрушившегося на них горя и своих потерь. Самоубийство. Прах или Буря, или алкоголь. Несчастные, жалкие люди, без цели, без призвания, лишённые самого смысла жизни.
Неужели это слёзы в уголках её глаз? Тень раскаяния?
— Послушайте, сатаи Деленн, я разумный человек, или, по крайней мере, я считаю себя таким. Поймите, мне ясно, что в Сером Совете девять членов, и что вы, естественно, не можете отвечать за всех девятерых. Может быть, вас даже не было в Совете во время войны. Мне известно, что капитан Шеридан убил нескольких из вас во время сражения у Марса, сразу после падения Земли. Возможно, вы заменили собой одного из тех, что погибли тогда. Не исключено также, что вы не были согласны с этой войной, голосовали против неё, призывали прекратить всё это. Смерть моих мечтаний… наших мечтаний, может лежать на совести кого-то другого, а не вас. Я разумный и порядочный человек, сатаи Деленн, и я не могу наказывать одного человека за грехи другого, но их здесь нет, сатаи Деленн, а здесь есть вы.
Простые слова не в состоянии выразить то, что мне хотелось бы сделать с вами за все эти загубленные жизни, все разбитые мечты, все сломленные души. Я бы выколол ваши глаза, переломал бы кости, вырвал этот гребень из вашей головы и стёр его в порошок, выдрал бы органы из вашего чрева, разорвал бы вас на куски. И всем людям в этой колонии хотелось бы чего-нибудь в этом же роде. Они желают забить вас камнями до смерти, или распять, или обезглавить, или сжечь на костре, как ведьму, или ещё что-нибудь в том же духе. Я тоже желаю этого, сатаи Деленн, но я знаю, что я не получу этого удовольствия. Я знаю, что вы нужны нам живой, из-за всех тех сведений, которыми вы располагаете, сведений, которые могут помочь изменить всё, компенсировать все злодеяния, совершённые против моего народа. Среди нас очень, очень мало тех, кто убеждён в том же. Но я не виню всех остальных. У них есть крайне серьёзные поводы желать вашей смерти, но я… я хочу, чтобы вы жили. Таким образом, сатаи Деленн, выходит, что я — ваш единственный друг на этой планете.
Она плакала, еле заметно и беззвучно, но всё же она плакала. Уэллс улыбнулся.
— Итак, назовите мне имена остальных членов Серого Совета.
Тихо, настолько тихо, что он едва мог расслышать её, она произнесла:
