В общем, я-то действовала именно так, как попросил Нордвелл: выйдя из офиса доктора Лопес честно ушла на пару кварталов в сторону и там остановила ближайшего полицейского. Потом мы прогулялись с ним до отделения, и он срисовал мою морду в полицейскую сеть, проверил совпадение биометрии и попросил рассказать о причинах моего исчезновения. Я призналась, что заснула в метролифте, и меня увезло на станцию обслуживания.
Так бывает довольно часто – особенно если кто-то один в ячейке и ехать ему через весь город.
Я знала, что станции они наверняка проверяли. Но врать так врать. «Вы не поверите, проснувшись, я зашла перекусить, а потом решила прогуляться по незнакомой мне части Фелицы. И только после этого случайно узнала, что меня разыскивают!».
Ни на лице, ни на конечностях, ни на одежде следов недавнего приключения уже не было, так что у полицейского не возникло даже мысли задержать меня надолго.
Он поворчал еще немного на тему политиков, которые поднимают панику по любому пустяку, посоветовал мне быть осторожнее, и отпустил восвояси.
Я прямо от входа связалась с Пересом и убедила его, что со мной все хорошо, что я вспомнила о кое-каких делах в Университете, и в последний момент не пошла в телепорт, а вернулась к метролифту, но заснула по дороге.
Перес мягко пожурил меня за недальновидность и за то, что не предупредила начальство, которое волнуется, и отца, который в свете последних недель тоже не может спокойно спать. И оставалось мне выполнить последний пункт плана – а именно вернуться на планету под опеку шефа Ларди. Вот тут-то все наперекосяк и пошло...
Собственно, до телепорта было меньше квартала, когда внезапно перед глазами все поплыло, и воздух впереди стал вязкий и непрозрачный – так на мозг в первые секунды воздействует стандартный полицейский гуп.
Я услышала голос, которому не могла не подчиниться:
– Офицер Ремедайос Родригес, следуйте направо, до гостиницы «Домино».
Как во сне я повернула и послушно пошла к маячившей впереди вывеске. А потом вдруг – резкая боль в затылке. И пустота.
6. О неромантичном похищении
Свет резанул по глазам так мощно, что я едва сдержала рвотный позыв. В голову словно кто-то медленно втыкал раскаленные спицы. Я дернулась и поняла, что меня держат в вертикальном положении, но стоять сама я не в силах. Что руки у меня связаны, и что мы, наверное, опять на каком-нибудь складе – этот запах будет преследовать меня всю жизнь.
Тот, кто меня удерживал, перехватился удобнее, свет ушел куда-то в сторону, перестал слепить. Я услышала:
– Перес, если ты меня видишь, смотри! Мы нашли твою потерю. Хочешь ее вернуть? Меняю девку на контейнер!
Голос, безусловно, принадлежал человеку со склада. Он был где-то недалеко, но вне поля моего зрения.
И ответом ему была тишина.
– Начинаем! – раздалась команда, меня грубо толкнули вперед. Не отпуская, не давая шанса хотя бы посмотреть вокруг.
Впереди знакомо и негромко зазвучали выстрелы – как тогда, на Эсмеральде.
В полицейских записях, в хрониках, для решения конфликтов всегда использовалось обездвиживающее оружие, в редких случаях – излучения, подавляющие волю к сопротивлению. Все это и всегда – беззвучно, быстро и бескровно.
Зрение частично вернулось, я видела, как люди в черных комбинезонах (или мне только казалось, что в черных) цепочкой, прикрывая друг дружку, проникают на склад, как загораются огни верхних осветителей.
Вдруг включились системы защиты порта – ослабла хватка того, кто меня удерживал. Колени подогнулись, я начала падать… но, как ни странно, стрельба впереди не стихла, значит, энергия защитных полей на захватчиков не повлияла.
К тому времени я уже стала тряпичной куклой, лишь номинально сохранившей возможность двигаться, этого хватило, чтобы откатиться немного в сторону. Лоб уткнулся в холодный пластик пола, и это уняло головокружение. А мимо вдруг снова побежали – на этот раз, кажется, полицейские.
Несколько выстрелов прозвучало у самого уха, и тут кто-то подхватил меня под мышки и поволок в сторону складов. Я смотрела на свои ноги, скользящие по полу и ничего не могла ни сказать, ни сделать.
На миг стало видно поле боя – верней, площадку перед шлюзом, уставленную небольшими компактными грузовыми контейнерами. Несколько тел в черном на полу. Труп полицейского у переходного тамбура, под ним лужа черной крови. Но многие из тех, кто сейчас лежал там, не были мертвы. Просто их, как и меня, накрыло подавляющее волю излучение системы безопасности.
Меня снова подтолкнули к тамбуру, но тут в дальнем конце площадки появились еще люди, и притащивший меня человек был вынужден вступить в перестрелку. Этот человек был странно одет – во что-то серое, облегающее, тускло отблескивающее то ли металлом, то ли кожей. Я вспомнила слово – «хамелеон». Должно быть, это костюм-хамелеон, способный делать своего обладателя незаметным, если он не двигается.
Оставалось горько пожалеть, что я почти не могу шевелиться – ни толкнуть его, неподвижного, ни испачкать чем…
Но толкнули его без меня.
Верней, оглушили станнером или чем-то подобным. Он внезапно пошатнулся и нырнул лицом вперед туда, где и без того было полно распростертых тел.
– Родригес! – услышала я знакомый голос. – Двигаться можете?
Попробовала шевельнуть пальцами, но поняла, что это – максимум, на который я способна.
– Давайте руку. Сейчас…
Меня снова вздернули на ноги, хотя это было совершенно бессмысленно – я по-прежнему ощущала себя тряпочкой. В коридоре и на площадке продолжали стрелять, а я запоздало поняла, что притащил меня сюда ни кто иной, как сам Бруно. Его было хорошо видно на полу у моих ног – не ошибешься. Я даже видела, что он в сознании, все видит, все понимает, но ничего не может сделать.
– Что же вас все время несет не туда, куда нужно… – снова прозвучало над ухом и я, наконец, узнала Нордвелла.
И он еще у меня спрашивает? Это же был его план! Я попробовала ответить, но услышала:
– Тихо! Пошли!
Он, словно куль, перекинул меня через плечо. И понес – в сторону того злополучного переходника, ведущего на буксир…
И главное, так легко, словно я и в самом деле сшита из тряпок и легкого целлюлозного наполнителя… или из чего там делают кукол?
Внутри буксира, у самого выхода, лежали, схватившись за головы, двое в одежде портовых служащих. Нордвелл скинул меня на пол, а этих двоих споро перетащил назад в шлюз.
Я бессильно наблюдала, как он пробегает мимо меня то вправо, то влево по короткому, хорошо освещенному коридору. А потом исчез надолго, и я услышала, как включились двигатели.
А еще через некоторое время я, наконец, смогла и свободно дышать и двигаться.
Осторожно, по стеночке я поднялась. Голова продолжала кружиться, но было уже плевать. Почему-то самым главным казалось – найти Нордвелла и узнать, что происходит.
Он нашелся в зале полетного контроля буксира, в синеватых отблесках проекций системы управления его лицо казалось маской.
Нордвелл разговаривал с диспетчерской вышкой сектора. Чтобы ему не мешать, я опустилась на пол у самого входа – у этого судна место пилота-оператора было всего одно.
Зажмурилась, вслушиваясь в его голос и пытаясь угадать ответы вышки.
– Каботажный четыреста двенадцать, «Фортуна», в очереди на выход из контролируемого пространства порта. Просим коридор до харибды-семь. Нет, идем за «Анхеликой» транспортной компании «Дорадо», шлюзы по левому борту миновали… понял вас, ждем, когда уйдет «Анхелика».
У Нордвелла по плечу, прямо на медицинскую манжету, стекала тоненькая струя крови, но он не замечал. Стоял, склонившись к контрольной панели, уперев руки в консоль.
– Вышка, что у нас за шум? Вылеты не перекроют? У меня скоропортящийся груз, надо бы уйти побыстрее. Каботажный? Хорошо, меняю канал. Слышите меня? Курс сто двадцать по маяку, маяк по правому борту. Да, подтверждаю. Всего хорошего, Фелица-порт четырнадцать.
