готовы к их появлению на сцене — оно для нас неожиданностью не будет. С ними разберёмся.
Ну, и всё. Если устранить эти препятствия, то можно брать Бояндина тёпленьким.
И откладывать это не стоит. По всему выходит, что на подготовку нам нужно не так много времени, и потому я назначил операцию «Счетовод» на сегодняшний вечер. Не, ну а чего тянуть то?
Пора со всем с этим кончать.
На дело решили идти в том же составе, что и всегда. С той лишь разницей, что Семёна я попросил остаться за главного, так как осада-то продолжалась, и, кто его знает, что может взбрести в буйные головы тех, кто этими войсками командует.
А потому надо, чтобы ситуация была под контролем. А мы и без дядьки справимся. Опыт-то кой-какой в этих делах уже наработали.
Вся наша команда с энтузиазмом приступила к подготовке — до вечера оставалось уже всего ничего.
Уже скоро мы поставим жирную точку в этом конфликте!
Аполлинарий Александрович сидел у себя и размышлял о том, как ему теперь быть.
Сначала он даже втайне радовался тому, что наниматель не выходит на связь и, соответственно не задаёт ему неудобных вопросов.
Но, после того, как очередной массированный штурм, предпринятый им сразу после орбитального удара, завершился полным провалом и огромными потерями, он сам попытался выйти на связь с Петром Сергеевичем.
Иначе он поступить не мог, так как обязан был доложить о результатах своих действий, независимо от того, каким именно оказался этот результат.
И, каково же было его удивление, когда вызываемый абонент не ответил.
Сначала господин Дратвин не придал этому большого значения, всякое бывает. Ну, отошёл, Пётр Сергеевич от аппарата, и секретарша в это же время чем то отвлеклась…
Но, когда и следующая его попытка связаться с нанимателем окончилась безуспешно, у него начали подспудно зарождаться какие-то нехорошие предчувствия.
И эти предчувствия вскоре подтвердились.
В планетарной сети начали появляться сообщения об исчезновении видного представителя местного высшего общества, господина Овечкина, Петра Сергеевича.
Аполлинарий узнал, что супруга бизнесмена уже обратилась в полицию с соответствующим заявлением.
И вывод из всего этого напрашивался очень невесёлый. Скорее всего, Овечкин был вынужден исчезнуть, и Аполлинарий Александрович даже подумать боялся о том, что его заставило так поступить.
Но, это уже лирика. Главное в том, что теперь Дратвину не на кого опереться. Формальный его наниматель, Бояндин, сидит себе в своём поместье, и никакого интереса к происходящему не проявляет.
Ситуация складывается крайне неопределённая.
Войну никто не отменял. Но, если раньше Дратвин не без оснований рассчитывал на победу, то теперь шансы на подобный исход здорово уменьшились.
С другой стороны, а зачем ему, конкретно ему, Дратвину Аполлинарию Александровичу, эта победа?
Он и без этой победы вполне сможет обойтись, благо денег на безбедную жизнь у него теперь хватает.
Вовремя он, всё-таки подсуетился, и здорово поправил своё финансовое состояние за счет нанимателя, заложив и свой интерес в сумму оплаты орбитального удара.
И из-за чего ведётся эта война, он не в курсе. Да, нанимателя что-то здорово привлекало, но что именно? Это знание теперь Аполлинарию недоступно.
Значит, ему лично воевать тут не за что. То есть даже если он выгрызет зубами победу у этого Антонова, от этого ему ни жарко, ни холодно не станет…
Надо было, наконец, решить, либо продолжать эту непонятную осаду, имея впереди весьма сомнительные перспективы, либо просто раствориться в тумане, оставив всё на усмотрение Бояндина, который, в этом случае, неминуемо окажется крайним…
— Ну, думай, голова, думай, — приговаривал про себя Аполлинарий, стараясь найти оптимальный выход из создавшегося положения.
И через три минуты этот вояка тряхнул головой. Он определился. Оставалось только связаться кое с кем.
И Аполлинарий решительно потянулся к коммуникатору…
— Ну что, Порфирий, — Мирон Авксентьевич, улыбаясь, самолично разливал чай себе и гостю, — рассказывай, до чего ты там с этим счастливчиком договорился…
— Да ты знаешь, Мирон, — задумчиво начал Порфирий Станиславович, — какой-то странный у нас с ним разговор вышел…
— Ого, — удивился Соболев, — многообещающее начало, однако… Неужто этот Антонов отказался от твоего заманчивого предложения?
— Ну, не то, чтобы совсем отказался, — господин Злобин как-то не стремился быстро переходить к конкретике, — вернее, от того, что я ему предложил, он отказался однозначно.
— Хммм, — Мирон Авксентьевич покачал головой, — неужели надёжные гарантии безопасности, к которым мы предлагали присовокупить ещё и кругленькую такую сумму в тридцать миллионов его совсем не заинтересовали? На что он тогда надеется?
— Ты знаешь, Мирон, — всё также неторопливо продолжил Злобин, — он выдвинул встречное предложение…
— Какое? — напористо поинтересовался его собеседник.
— Он, в общем-то, не против сотрудничества, — Злобин невесело усмехнулся, — но хочет иметь контрольный пакет…
— Ты ему разве не сказал, что это просто смешно? — немного раздражённо отреагировал Мирон, — он не в том положении, чтобы позволить себе капризничать, разве не так?
— Ну, сказать я ему ничего так тогда и не успел, — Злобин хлебнул чаю, отставил чашку и продолжил, — нас прервали.
— Как это?
— Обрыв связи. Я даже не всю его последнюю фразу дослушал до конца.
— Странно, — удивился Соболев, — каналы гиперпространственной связи весьма помехоустойчивы…
— Ну, там вообще очень любопытная ситуация сложилась, — Злобин посмотрел на собеседника, — как говорится в таких случаях, нарочно не придумаешь…
— Ну, что ж ты за темнила-то такой? — возмутился Мирон, — ну, ни слова в простоте, всё что-то не договариваешь…
— Ну, прости, прости, — Злобин скроил виноватую физиономию, — так уж я привык.
— Отвыкай, — сварливо отозвался его партнёр.
— Так вот, связь наша тогда оборвалась из-за того, что его поместье подверглось орбитальному удару, — объяснил, наконец Порфирий.
— Так что, — Соболев явно расстроился, — всё накрылось медным тазом, Антонов всё, и месторождение, уже почти ставшее нашим, заграбастают «Недра»?
— Экий ты пессимист, однако, — хмыкнул Злобин.
— Я не пессимист, я реалист, — провозгласил Мирон Авксентьевич.
— Нет, ты пессимист, — возразил Порфирий, — и при этом пессимист торопливый, ты же меня не дослушал…
— Ну так ты не тяни, а говори, — Соболев изобразил праведное такое возмущение, — я весь внимание.
— Так вот, вся хохма то заключается в том, что щиты Антоновского поместья выдержали этот выстрел. Который, на минуточку, был произведён из
