расслышал вопроса. Заклеил руку, окинул купол башенного экрана быстрым взглядом и включил систему видения. Купол «растаял», и все увидели совсем светлое лиловое небо с мутными разводами облаков, гладкие вздутия базальтовых потоков, хаос теней в гигантской дуге горного хребта.
А рядом, над вертикальной стеной столбовых скал, ворочался жирный бурый дым, по которому время от времени пробегали багровые вспышки. Над этой стеной кое-где проглядывало что-то черное, видимое как сквозь неплотный серый туман, и Грехов, заметив в этом направлении группу зависших паутин, понял, что черное — Город. Оказывается, они прошли через него…
Дым над скалами вдруг взлетел вверх султанами и выпал пепловым снегопадом. До людей долетели сильный треск и шипение.
— Как мы оказались здесь? — угрюмо спросил Молчанов.
Молчание разлилось, как талая вода, — долгое, холодное и мелкое. Ждать ответа было бессмысленно, никто не знал, как они оказались за пределами Города, но они все стояли и смотрели на бурый дым, растекающийся скользкими тяжелыми струями между шпилями и сосульками скал. Потом Грехов потихоньку врубил двигатели и тронул машину с места. Сташевский, пытавшийся связаться со Станцией, с досадой махнул рукой и нахохлился в своем кресле. Наступило утро, и в атмосферу Тартара вторгалось обширное возмущающее электромагнитное поле звезды, мощность которого превышала скромные возможности станции связи их «Мастиффа». Только то обстоятельство, что за их движением следят глаза друзей, готовых прийти на помощь, и улучшало настроение. Правда, по всей видимости, у них объявились еще какие-то друзья, невидимые, но от этого предположения, наоборот, становилось тревожнее.
Танк наконец оставил позади циклопический гребень Кинжального хребта и выбрался на обширное плато Рубиновых Жил, иссеченное многочисленными трещинами. Трещины походили на борозды, нанесенные исполинскими граблями, они тянулись параллельно между собой по девять-десять трещин подряд, неглубокие и довольно правильные. Танк швыряло и раскачивало, кабине управления передавалась лишь малая доля толчков, но и от них становилось жутко. Хуже всех эти толчки переносил Молчанов, но терпел.
Порода плато отсвечивала голубым, иногда встречались целые поля искрящегося «хрусталя», при появлении которого начинал верещать счетчик радиации. Временами танк шел будто по дну огромной железной бочки — скрежет и визг камня сменялся гулким дробным грохотом. В таких местах тела людей наливались тяжестью, и Молчанов, заметив их недоумение, пояснил:
— Масконы.
Это были загадочные концентрации масс — масконы на жаргоне планетологов. Обнаруживали их по усилению гравитационного поля.
Проехали голую пустынную местность, окруженную только близким размытым горизонтом. Край неба на востоке стал чисто оранжевым и светлел теперь на глазах, раскаляясь до желтого свечения. А на западе, куда ушла ночь, все еще стояла дымная фиолетовая темень.
Голубое плато с пятнами вкраплений, с редкими скалами в виде торчащих пальцев опускалось в большую котловину, дальний край которой терялся в дымке атмосферы. Где-то там, километрах в сорока, располагались две странные по форме впадины: След Ботинка и Второй След. В первой из них располагался один из крупнейших Городов планеты, а рядом с ним — корабль с коммуникаторами, конечная цель их пути… Можно было попробовать поймать волну маяка, ту самую, с «…Внимание! Выбрасываю…», но маяк был остронаправленный, для спецвызова, а мощности его боковых лепестков излучения едва ли хватало на пробивание здешней атмосферы на сорок километров.
Сташевский чуть оживился, почесал подбородок и сказал:
— Знаете, в тот момент… когда взорвался любопытник… а вы белые и тепленькие… правда, и я на грани беспамятства держался… — Он помолчал, хмыкнул.
— Не тяни, Святослав, — укоризненно произнес Диего Вирт.
— Да… мне показалось, что сверху на нас упал серый призрак…
— Серое облако, просвечивающее по краям? — быстро спросил Молчанов.
— Да. Раньше я его, конечно, не видел, но по описаниям…
— Это он. Странно, не первый раз серые призраки… — Молчанов оборвал себя и отвернулся.
Поскольку коммуникатор продолжать не собирался, Грехов сам задал вопрос, скорее риторический, чем в действительности его интересующий:
— А что такое, вообще, Город, по мнению ученых?
— Заколдованное королевство, — предположил Диего. — Злых волшебников здесь хоть отбавляй.
— По Гилковскому, это коллективный организм, обладающий интеллектом, — заметил Молчанов. — Впрочем, так считают почти все ученые. И я в том числе, — подумав, добавил он.
— Вот тебе и королевство, — усмехнулся Сташевский. — Это называется «умерщвление прекрасной гипотезы мерзким фактом». [5]
Усмехнулся и Молчанов.
— Ну, до фактов еще далеко.
Грехов передал управление командиру, бодро осведомился об общем аппетите и пошел в отсек питания. Там соорудил четыре двухэтажных бутерброда с копченой севрюгой, горячих, только что изготовленных, с румяной коричневой корочкой, достал из холодильника тубы с виноградным и гранатовым соком и принес все это в кабину.
За время его отсутствия танк вошел в полоску «леса». Растения странных форм, то в виде огромной шапки пушистых голубых нитей, то в виде множества шаров из спутанной «шерсти» синего или фиолетового цвета, росли негусто, но благодаря размерам создавали впечатление непроходимой чащи.
Сташевский вел машину напролом, и внешние динамики доносили частый треск и хруст, словно давили стекло.
— Кристаллы кварца, — пробормотал Молчанов, глядя на «деревья». — Необычная кристаллизация, не правда ли?
— Красиво… — отозвался равнодушно Сташевский, пошевеливая штурвалом.
Через несколько минут «лес» кончился и пошла полоса рыжей, чрезвычайно рыхлой почвы. Скорость сразу упала, пришлось увеличить тяговую мощность.
Небо потускнело, стало желтым и напоминало теперь пелену размытых дождем облаков, опустившихся почти на голову. Зыбкое и пухлое светило тихонько всплывало из-за нечеткой линии горизонта, наводя своим видом меланхолию.
Сташевский включил ориентаст, автоматически направляющий антенну приемопередатчика в сторону Станции, попробовал разные режимы, но канал приема полностью перекрывался помехами, а слышат ли их на Станции, они не знали.
Танк скатился в узкую долину между грядами стометровых кристаллических останцев и нырнул в облако кисейно-желтого тумана, видимость в котором сильно ухудшилась. Вокруг предметов засияли светлые
