Давно наступил вечер, но у горизонта, в том направлении, куда прорывались четверо израненных бойцов, растекалось бледное, зловещее зарево.
Антон не думал, удастся ли им проскочить черный лес, после всего случившегося он не загадывал вперед, душа и разум как будто окаменели. Светлов не знал, что чувствуют остальные, но он уже как будто не жил, лишь одно стремление — вытащить уцелевших ребят и обугленные спасательные капсулы — удерживало онемевшие от напряжения пальцы на манипуляторах системы ручного управления БПМ.
Они пошли черный лес, и, уже фактически вырвавшись на опушку, увидели далекий город, охваченный заревом пожаров.
В этот момент, когда Светлов машинально заставил машину притормозить, справа вдруг начали валиться корявые деревья.
— Олонги! — Неистово закричал Федоровский.
Курт, понимая, что ИПК бесполезен против бронированных исполинов, нырнул в кабину управления.
— Что делать Антон?!
— Вытаскивай Фогеля и уходите. Я открою рампу. Скажи Саше, пусть не стреляет. Уходите все вместе, так больше шансов. — Повторил Антон.
— А ты?!
— Я останусь.
— Зачем?!
— Спасательные капсулы, Курт. В них тоже люди. Попробую оторваться. Если все получиться — подберу вас. Иди же!
* * *
Фогель успел выполнить приказ только наполовину. Он вытащил из грузового отсека мешковатое, бессознательное тело Фриенбагера, и они вместе, в обнимку откатились к крайним деревьям, почти у той самой опушки, где утром приняли бой с рагдами, когда два олонга, не спеша догонявшие БПМ, остановились и произвели залп.
Удар плазмы пришелся точно на середину корпуса.
Последнее, что видел Курт, было страшное зрелище разорванной пополам боевой машины, — Федоровский погиб, его сожгло, испарило вместе с металлом корпуса, чудовищный взрыв, оставивший после себя остекленевшую воронку, поднял обломки БПМ, словно невесомые пушинки, и швырнул их в разные стороны — кабину понесло к городу, а кормовую часть взрывной волной подняло высоко в воздух: грузовой отсек взмыл над черным лесом, роняя через открытую рампу продолговатые цилиндры спасательных капсул, а потом упал сам, подломив кроны черных деревьев.
Сознание Курта померкло.
Он думал, что умер.
…
Светлов очнулся в госпитале, через две недели после того рокового дня.
Только позже он узнал, что Фогелю удалось добраться до города и вызвать помощь.
Курта с тех пор он видел не часто, иногда они сталкивались по службе, но страшные воспоминания каждый раз превращали их встречи в короткие скомканные диалоги.
В тот роковой день город лишился компьютерного центра и большинства жилых кварталов.
Для всех его жителей начался трудный период возведения Цитадели, и постоянной борьбы с периодически атакующими строящуюся крепость механоформами.
К черному лесу больше никто не посылал ни разведывательных, ни спасательных групп, — там начиналась территория, контролируемая олонгами.
— Ну что добились своего полковник? — Герхард Миллер зло посмотрел на Зарезина, который, нужно сказать выглядел далеко не лучшим образом, — воспоминания Светлова, пропущенные через собственный рассудок, вызвали на лице смертельную бледность, его пошатывало, Зарезину даже пришлось придержаться рукой за приборную панель, чтобы устоять на ногах.
— Что с ним? — Хрипло спросил он, имея в виду состояние Светлова.
— Рассудок не выдержал. — Коротко и неприязненно ответил Миллер.
— Это обратимо?
— Боюсь, что нет.
— Он умер?! — В глазах полковника промелькнула… досада.
— Физически Светлов жив. — Ответил Генрих. — Но он находится в состоянии комы. Это крайняя реакция организма на многократные стрессы.
— Жаль. Я должен был задать ему пару уточняющих вопросов… Хотя теперь мы и так знаем где находятся спасательные капсулы. Наш призрак явно оттуда. И все же жаль, что Светлова нельзя допросить еще раз…
— Вы в своем уме полковник?! Угробили человека и досадуете?!
— Ладно, Миллер, не горячитесь. У каждого своя работа. Есть шанс, что Светлов очнется?
— Мне нечего ответить господин Зарезин. Уймитесь, наконец! Вы получили информацию, так довольствуйтесь ей. Мы приложим все усилия, чтобы стабилизировать состояние Светлова, но не надейтесь, что в ближайшие месяцы я вас подпущу к нему.
— Сдается мне, темните вы Миллер.
— Да. Темню. — Док подошел к компьютерному терминалу и вынул из гнезда пишущего устройства кристаллодиск. — Здесь полная телеметрия данных с датчиков медицинского комплекса аппаратуры. Покажите запись своим специалистам. Пусть они дают вам пояснения и прогнозы, а я говорю: убирайтесь! Эксперименты окончены. Если Светлов и выкарабкается, то он вряд ли сможет ответить хотя бы на один вопрос.
Гнев Миллера был неподделен, полковнику Зарезину показалось, что док сейчас броситься на него с кулаками.
Псих долбанный… — подумалось ему.
Взяв кристаллодиск, эмиссар отдела безопасности сети угрожающе приблизился к Генриху и произнес, наклонившись к самому уху дока:
— Советую унять свой «праведный гнев»!.. — Словно змея прошипел он. — Все что произошло, является государственной тайной. Любая утечка информации, и вам крышка, Миллер, обещаю.
Доктор побледнел, но скорее не от страха, а от гнева:
— Убирайтесь! — Повторил он
* * *
Едва за полковником сомкнулись двери лаборатории, как Миллер тут же включил блокировку помещения, чтобы Зарезин не смог снова сунуть сюда свой нос с угрозами или требованиями, и, не теряя ни секунды, направился в дальнюю часть помещения, где располагался основной модуль системы поддержания жизни.
Вскрыв кожух, под которым находилось несколько десятков тонких трубочек, через которые к камере пациента подавались различные растворы, он извлек оттуда мягкий тубус с прозрачной жидкостью, который был подключен к одной из питающих магистралей.
Эффект не заставил себя ждать. Прошло всего несколько секунд и графики, отражающие жизненные показатели Антона резко изменились, утратив характерные для состояния комы сочетания кривых.
Генрих выбросил почти полный резервуар с непонятной жидкость в утилизатор отходов, сделал несколько ручных переключений на главном терминале лаборатории и вернулся к своеобразному «саркофагу» с прозрачной выпуклой крышкой, под защитой которого находилось тело капитана Светлова.
Глаза Антона были открыты.
