Дьюп посмотрел на меня, покачал головой.
— Даже если у тебя будут дети, это будут и ее дети тоже, — сказал он спокойно. — Если двоих связывает паутина — разорвать невозможно. И что бы ты ни сделал, Влана поймёт тебя — иначе это была не любовь. И простит, если будет нужно. Простит не только то, что ты жив. А остальное — не нам решать, По необходимости Влана пролежит в реанимационной капсуле и сто, и двести лет. Никто не видит так далеко. И никому неизвестно, что тогда будет. Шанса нет, когда уже нет нас. Но и тогда — только для нас нет шанса.
Он сел рядом со мной. Кьё ткнулась в его руку и снова сунула морду мне под мышку.
— Ты плачь, если можешь, — сказал Колин. — Это лучше, чем ничего.
Я мотнул головой.
Слезы душили, выжигали дорожки на щеках, но глаза оставались сухими, горячими. Их резало, такими они были горячими.
— Всё пройдёт мальчик, — сказал лорд Джастин, тоже усаживаясь рядом. — И боль пойдёт, когда научит, чему хотела научить. Но пройдёт она только тогда, когда разрежет тебя пополам, и ты станешь по-настоящему целым. Одним. Не одиноким, как часто бывают люди, а одним. Целым. Мир неразделённый несёт в себе тьму и свет, мужское и женское. Тьма — мать наша, свет — есть мы. Мы и соединяем тьму со светом.
— На Земле исповедуют трехначалие? — грустно усмехнулся я, как-то преодолев молчание в себе.
— Нет, — качнул головой лорд Джастин. — На Земле сейчас исповедуют только Жизнь. Ценность жизни.
— Вот-вот… — я погладил Кьё. — Я в этой жизни уже столько народу "исповедал"… Я люблю собаку, мне её жалко. Как я могу быть сразу тем, кто любит и кто убивает?
— А никто и не знает, дар это или проклятье — любить и убивать одними руками, — усмехнулся Колин и похлопал меня по плечу. — Может, Боги и задумали нас, чтобы это проверить. — Он встал. — Поднимайся. Тебе нужно привести себя в порядок. Кончай мучиться. Ты делал всё правильно. Грош цена была бы тебе, если бы не преодолевал себя. Победить можно не всеми путями. Формальная победа через десяток другой лет приводит к повторению событий уже на ином, более сложном витке. И — не больше.
Я мотнул головой, не очень понимая его, хотя и ощущал, как он вытягивает из моего нутра волю, погрузившуюся было в депрессию.
Колин вдруг улыбнулся просто и по-детски…
— Тремлер про капитана "Бури" смотрел? Как он раз за разом спасает мир то от гения Зла, то от Человека-актара?
Я кивнул. Кто же из курсантов не смотрел гипноленты про капитана "Бури"? Они даже относились к условно-тренеровочным, столько там было патовых моментов, связанных с моторной памятью и интуитивной логикой.
— А ты думал, почему он раз за разом спасает мир, и раз за разом зло возрождается?
— Плохо спасает? — ответил я механически, как курсант.
— Хорошо спасает. Он лучший. Ему не нужно ломать и преодолевать себя. Он любит, и он же потрошит бандитов. Ему легко всё это даётся. А значит — мир ему не спасти. Спасение мира — не его задача. Если планка не стоит выше твоей головы — решения ты не найдёшь. Настоящего решения. Только пустое, формальное. Оно временно заткнёт дыру, но не изменит во Вселенной ничего. Вот потому супергерои раз за разом спасают мир, а мир, как свинья неблагодарная, изыскивает всё новых проводников зла. Нет никакого зла, мальчик. Зло — только в тебе. Преодолев его — ты побеждаешь. Количество параллельно поверженных противников роли не играет.
Я мотнул головой и невесело улыбнулся:
— И все кроме меня всё знают…
— Чужие задачи увидеть и решить просто, — усмехнулся Дьюп. — Лабиринт задач у каждого личный. И в своём — ты тот же слепой котёнок. Но вот тебе кое-что объяснить у меня, по счастью, уже выходит. Немногое, правда. А теперь готовься объясняться сам. У тебя полчаса. Надень парадную форму — будет много незнакомых людей. Эрцог желает, чтобы ты рассказал кое-что из того, что было на Тэрре. Не о том, что МЫ там делали, а о том, что ты видел. Отвечай только на его вопросы, понял?
Я кивнул. Но думал о другом. О том, что нужно будет потом взять малую и показать ей лежащую в капсуле мать. Пусть знает, что мама спит.
Глава 42. ПОСЛЕДНЯЯ. Истина, как мера правды и лжи
1. "Леденящий", флагман эскадры Содружества. Зал для совещаний
— Я хочу, чтобы присутствующие выслушали нашего военного консультанта, любезно приглашенного генералитетом Империи. Это — импл-капитан Пайел, принимавший участие в спасательной операции на Тэрре…
Локьё врал.
Врал с лицом торжественным и невозмутимым. Только больной на всю голову мог не догадываться, что именно я делал на Тэрре.
В общем зале "Леденящего" было холодно от тусклых высокомерных лиц, выверенных мертвенным отчуждением.
Экзотианская знать давно не держала имперцев за людей. И демаркационная полоса, незримая, но такая явственная, разделяла теперь сидящих рядом представителей Содружества и Империи.
Меня никогда раньше не допускали до прямых переговоров с элитой Содружества. Я знал, КАК высокородные экзотианцы относятся к "имперским выскочкам", но не ожидал, что презрение может быть так зримо и чувствительно. Энек Агжелин, эрцог дома Аметиста, единственный высокородный, с кем я был знаком до Локьё — был слишком молод и, видимо, плохо воспитан по их меркам. Или я был тогда так туп, что принимал страх и напряжение юного аристократа за доверие к случайному имперскому вояке.
А Локьё, эрцог Сиби, как я только сейчас понял, был, о-очень большим демократом. Потому что теперь на меня смотрели, как на говорящую обезьяну… Да нет, куда там — как на говорящее мусорное ведро! Смотрели и сомневались — что это сидит перед ними? Может, моё явление на Совете — шутка дурного тона? Розыгрыш?
На прямые переговоры с экзотианцами в нашем, южном секторе, рисковали выходить Колин, Лорд Джастин, Мерис, капитан "Ирины", Вроцлав Даргое и… И, Файсин, кажется. Вон он сидит — Ли Файсин, глава разведчиков, вертлявый хитрый мужик со смешным прозвищем "желтолицый наследник престола". Все они были из "перерожденных". А в северном крыле — давно уже никто не рисковал.
Экзотианская элита не сразу стала "табу" для нашей. Было немало нехороших историй о встречах "на уровне высшего руководства", пока экзоты не стали для нас "психами", а мы для них — недолюдьми.
Но сейчас "наших" в зале было столько же, сколько и "не наших". Значит, многие "наши" тоже впервые попали в этот холодный суп…
Я сидел в центре зала.
Вокруг — девятнадцать человек. Имперцев, кстати, меньше на одного. Видимо, потому, что эрцог был хозяином встречи. Он восседал чуть с боку и был преувеличенно напыщен и спокоен.
