Эрцог сел. В зале было пугающе тихо. К чему же клонит Локьё? К тому, что воевать с имперцами-недочеловеками нравственно, а с имперцами-людьми — безнравственно? Но это — неправда. Воевать безнравственно всегда… Или… Или — этого всё равно не поймут? А истиной… Истиной может стать в какой-то момент даже нелепый огрызок правды?..
— Мы не можем пойти на переговоры с правительством Империи, — продолжил, помолчав, Локьё. — Сегодняшнее положение психического равновесия аллеретив сложилось только здесь, на юге. Только здесь мы можем опереться на собравшихся. На тех, кого я выбирал для этого совета поименно.
Он помолчал.
— Когда-то те из нашего общества, кто ощутил, что мирами движут всё-таки не жадность и желание испражняться там, где застала нужда… просто ушли. Они знали, что нельзя научить человека быть человеком, можно лишь позволить страданиям воспитывать его дух. Мне тоже легче было бы уйти. Я не буду скрывать, что положение наше безвыходно. Мы не в состоянии заключить мир, но и дальнейшая война не приведёт к победе ни одной из сторон. И вы сейчас видели, почему. Я поясню, для недогадливых. Противостояние на уровне паутины приведёт к обрывам и напластованиям вариантов событий. Рано или поздно, паутина лопнет, и мы погубим всё обитаемое пространство. Понимающие услышат во второй части сегодняшней встречи трагическую историю, которая произошла в незримой Вселенной. А привела эта история к гибели одной из планет Содружества, имя которой — Плайта. Две разные воли сошлись там с неоправданной силой, и ткань паутины была разорвана. Запаситесь паллиативами, эта история будет достаточно тяжела для восприятия. Если вы ещё не ощутили пропасти между миром людей и мирозданием, — я дам вам эту возможность. Для этого мы и собрались сейчас здесь. Капитан Пайел, — обратился он ко мне, — покиньте кресло. Я хочу, чтобы каждый из присутствующих принёс клятву не разглашать услышанное, ибо иного выхода я не вижу. Формально на этой встрече мы подтвердим военное перемирие. На деле, мы заключим перемирие с учетом взаимопроникновения культур в границах сектора. Мы восстановим торговые коридоры и миграционные потоки. Не сразу, но осторожно и постепенно. Война в южном секторе должна стать большим и хорошо сыгранным блефом для северной части Империи и Содружества. Потому что речь не идёт об уступках и демаркационных линиях, речь идёт о медленном затухании конфликта. Средствами военных изначально, а следом — средствами пропаганды. Такой умелой и осторожной, какую сумеют разработать психологи. Процесс должен затянуться не менее чем на пять лет, чтобы ему не угрожала кратковременная человеческая память. Через пять лет, даже если я не доживу до этого, война должна смениться в сознаниях простых граждан неким условным противостоянием сил Содружества и Империи.
Эрцог снова поднялся и подошёл к детекторной платформе.
— Сейчас каждый из вас, по очереди, займёт это кресло и выскажется. И вы понимаете меня правильно, если полагаете, что сумевший скрыть свои мысли просто не выйдет из этого зала. Я — не кресло, и физические параметры меня ещё ни разу не обманули.
Я посмотрел на Локьё — лицо его ничего не выражало. Совершенно. Оглянулся на Колина. Тот едва заметно кивнул мне, успокойся, мол.
Я не понимал, нравится мне происходящее или нет. Эрцог говорил слишком много взаимоисключающих вещей сразу. Что из всего этого враньё, а что — правда?
Но вот свои, похоже, его понимали. А наших от лишних вопросов удерживал Дьюп. У них, наверное, картина происходящего раздвоилась уже полностью, а, может, и расстроилась. Версий было три — мы напали на Тэрру и оказали некую услугу дому Сиби, за что эрцог идёт на некое странное перемирие. Мы не нападали на Тэрру и благодарное Содружество открывает торговые пути, нужные больше всего им самим… Чушь полная. Мы напали на Тэрру, но Содружество продляет перемирие, потому что у нас хватило психической силы встать с ними на одну ступеньку, а раз так — значит, нам МОЖНО было напасть…
Атт и все его звери!
Присутствовавшие медленно, друг за другом, под тяжелыми взглядами эрцога и Колина, клялись в своей лояльности и расходились на перерыв. Наши офицеры ещё пытались как-то пообщаться, хоть у них и не очень получалось, экзотианцы уходили молча.
Вот и скажи мне теперь, что есть правда, а что — ложь? Ведь начни эрцог с правды, что вышло бы из этого разговора?
2. "Леденящий", флагман эскадры Содружества, гостевая каюта
К концу дня я уже ничего не соображал.
После перерыва Локьё устроил нам такую эмоциональную встряску, дав прочувствовать, как именно перекрывают друг друга событийные пласты и рвётся реальность, что я удивляюсь, почему никто не отдал концы прямо в зале. Лично я не сдох только потому, что уже ощущал подобное на Плайте. Но не знал, что эти процессы — результат неумелых и жестоких игр человека с мировой паутиной связей. Когда наше "хочу" — рвёт и калечит мироздание.
Это, пожалуй, всё, что я понял.
Остальные слова и действия Локьё были для меня одним сплошным внутренним противоречием. И я ждал конца встречи, чтобы поговорить, или хотя бы помолчать об этом с Колином.
Потому и заметил, как они с эрцогом скользнули в одну из гостевых кают. Может, хотели и дверь запереть, но не успели. Впрочем, никто мне особо не удивился.
— Ну как ты сегодня? Развлёкся? — спросил Локьё, наливая себе воды.
В стакан он без особых церемоний сыпанул порошка из маленького контейнера, обитавшего в нагрудном кармане. Эрцог утомились, они нуждались в допинге.
Колин в допинге не нуждался, он сам был себе допингом. Мысли блуждали в нём иначе, чем во многих. Но и занимали его, почище любого наркотика.
— Садисты, — отреагировал я, тоже отбрасывая церемонии и откровенно вышаривая в барчике йилан. — Если я что-то понял, кроме того, что мою тупую персону использовали в тёмную — считайте меня яблоком с ушами!
Локьё захохотал и развалился в гомеокресле. Кресло с готовностью присосалось к нему, массируя.
Йилана я не нашёл. Каюта, куда Колин и эрцог юркнули, спасаясь, как выяснилось, от стюарда, медика и дежурных, оказалось не заточенной под мои вкусы.
Дьюп снизошел до обозрения занятий младшего командного состава: вытащил из кармана кителя плоскую пачку и кинул мне.
— У нас кроме тебя никого на эту роль и не было, — Локьё отхлебнул, покатал жидкость во рту и расцвёл, что бакросский веник. — Не боись, не спёкся бы. Эйниты заверили, что ты и не такое выдержишь. А предупреждать тебя было нельзя, наши почувствовали бы подставу.
