— Если он уже не явился, — прошептал Хепгуд, но так, чтобы Бейсон не мог его слышать.
— Скорее, Чарльз!
Журналист с лихорадочной быстротой доставал фотоаппарат.
Хепгуд знал, что он хочет делать. Они с возможной быстротой сняли со щита часы. Они были запечатаны на Земле специальной комиссией. Циферблат, который показывал не только время, но и числа месяца, было необходимо сфотографировать вне звездолета, чтобы привезти с собой бесспорное доказательство времени прибытия ракеты на Марс. Фотоаппарат тоже был опечатан.
Захватив с собой кислородные маски, часы, фотоаппарат и мощную магниевую лампу, оба пролезли в узкую выходную камеру звездолета.
Когда внутренняя дверь была герметически закрыта, Хепгуд сказал:
— Выходить из ракеты на незнакомую почву, в полной темноте, очень неблагоразумно.
— Оставайтесь! — ответил Бейсон. — Я выйду один. Я не хочу из-за вашей трусости терять все плоды полета.
В эту секунду, захваченный спортивным азартом, он совершенно забыл, что у них очень мало шансов вернуться на Землю.
— Открывайте! — повелительно крикнул он, видя, что Хепгуд колеблется.
Щелкнули замки. Холодный воздух ворвался в камеру, сразу охладив их разгоряченные тела. Дверь открылась.
Первое, что бросилось в глаза Хепгуду, было знакомое созвездие Большой Медведицы, раскинувшее свой ковш низко над горизонтом. В разреженной атмосфере Марса звезды сияли не по-земному ярко.
— Выходите! — сказал Бейсон. — По справедливости, вы имеете право первым ступить на почву планеты.
Звездолет опустился на песчаную площадку на самом берегу небольшого озера. От двери до «земли» было больше полутора метров. Усилием воли подавив безотчетный страх, Хепгуд прыгнул. Слабое притяжение Марса сделало прыжок очень легким, как будто он спрыгнул со стула. Бейсон передал ему часы, лампу и аппарат и последовал за ним.
В нескольких метрах темнели заросли неведомых растений. Во мраке ночи, освещенные только светом звезд, они казались грозно загадочными, полными нераскрытых тайн.
— Надо отойти от ракеты, чтобы она получилась на снимке, — крикнул Бейсон, и его голос сквозь кислородную маску, в разреженном воздухе, прозвучал как жалкий писк.
Кругом царила ничем не невозмутимая тишина. Ни малейшего ветра не было в застывшем холодном воздухе. Ярким, почти не мигающим блеском сияли бесчисленные звезды, такие же холодные, как и воздух. Низко над горизонтом голубоватым светом горела крупная звезда.
— Земля! — прошептал Хепгуд.
Они отошли шагов на десять от ракеты и остановились. Хепгуд взял часы в руки, а Бейсон, отступив еще на два шага, высоко поднял магниевую лампу, другой рукой открыв затвор аппарата.
Ослепительная вспышка света на короткий миг озарила густые заросли, площадку, озеро, неподвижную ракету на его берегу и фигуру Хепгуда с часами на вытянутой руке.
В кислородной маске, закрывавшей его лицо, он казался каким-то фантастическим существом — обитателем этой чужой, неведомой планеты…
Таким, до конца своей жизни, суждено было Бейсону запомнить его!
Он быстро перевел переключатель на лампе на повторную вспышку и только успел поднять ее над головой для вторичного, снимка, как услышал тонкий шипящий свист…
Длинное темное тело мелькнуло на фоне более светлой линии горизонта совсем рядом с ним. До ушей Бейсона донесся отчаянный крик.
Непроизвольным движением он нажал кнопку.
Молочно-белая вспышка магния вырвала из мрака картину, от которой липкий пот мгновенно покрыл всё его тело.
В двух шагах, на том месте, где только что стоял Хепгуд, блестел серебристый мех какого-то длинного, похожего на исполински толстую змею, животного.
Оцепенев от ужаса, Бейсон увидел ноги Чарльза, торчащие из-под навалившейся на него туши неведомого зверя.
В следующую секунду лампа погасла. Наступившая темнота, казавшаяся еще непрогляднее после яркого света, наполнила сердце Бейсона смертельным страхом. Испустив дикий пронзительный крик, он швырнул лампу и, ничего не сознавая, бросился к звездолету. Обезумев, забыв о том, что в его кармане лежит револьвер, он одним прыжком влетел в открытую дверь выходной камеры и захлопнул ее за собой.
Его трясла мелкая противная дрожь. Спазмы тошноты выворачивали все внутренности. Без сил, без мыслей он лежал на полу камеры в полной темноте. Перед глазами неотступно стояла картина гибели спутника. Исполинская мохнатая змея и торчащие из-под нее неподвижные ноги.
Неподвижные…
«Значит, он был уже мертв», — пришла первая сознательная мысль.
Тошнота постепенно прошла. Дрожь перестала его мучить. Бейсон сел и прислушался. Кругом было тихо. Ни один звук не доносился снаружи. Он слышал только частые удары своего, еще не успокоившегося сердца.
«Может быть, я мог бы его спасти?», — мелькнула боязливая мысль. — «Нет, он был уже мертв», — поспешил он успокоить себя.
Он встал и зажег свет. Наружная дверь была плотно закрыта. Он забыл, что сам же захлопнул ее, и вздрогнул от неожиданности. Потом снял с себя всё еще бывшую на нем кислородную маску и пробрался внутрь ракеты. Им внезапно овладела непреодолимая сонливость. Не разбирая места, Бейсон тяжело опустился на пол и мгновенно заснул.
Он не мог бы сказать, сколько времени он спал, но, когда открыл глаза, сквозь узкие окна проникал дневной свет. Он сел и, обхватив голову руками, задумался. Хепгуд погиб. Он один на Марсе в бесполезной для него ракете. Впереди неизбежная смерть. Ничто не может его спасти. Ничто, кроме… Но как можно надеяться, что советский звездолет опустится именно здесь? Планета огромна. Камов может посадить свой корабль в любой точке ста пятидесяти миллионов квадратных километров поверхности Марса. Нет даже возможности надеяться… Сколько времени продлится его агония? Воздуха хватит на три месяца для него одного. На три месяца… он вспомнил, как из-за этого самого воздуха они замышляли убить друг друга.
Стоит ли тянуть так долго?..
Бейсон нащупал браунинг, который так тщательно скрывал от Хепгуда. Пуля, которую он предназначал своему спутнику, теперь достанется ему самому.
Он подошел к окну. Там ли еще ужасный обитатель Марса? У Бейсона мелькнула мысль, что хорошо бы заснять зверя. «Это был бы сенсационный снимок», — подумал он и тут же невольно усмехнулся. Кто увидит этот снимок?..
За окном был день. Освещенные солнцем заросли серовато-синих растений и песчаная площадка, на которой лежал звездолет, были пустынны. Он заметил отброшенную им лампу, которая валялась на песке. Тела Хепгуда нигде не было видно.
