— Мне такая жизнь понравится! — заключил Аль.
Странная все-таки жизнь. В новом воплощении он стал волшебником: не фокусником, каких он пачками нанимал в свои клубы еще в Чикаго, а самым, без дураков, настоящим волшебником. Все, чего ни пожелаешь, появлялось в его руках из ниоткуда.
Привыкал он к этому долго. Подумаешь — и бац! Вот оно, хоть заряженный «томпсон», хоть блестящий на солнышке серебряный доллар. Но с одеждой вышло очень удачно. Брэд Лавгров носил блестящий бордовый комбинезон, точно сраный мусорщик какой-то. Аль слышал, как лепечет что-то в глубине сознания Брэд Лавгров. Точно у тебя в башке домовой поселился. Воет, точно псих, и бредит так же. Но в потоке его дерьма поблескивало золото — двадцать четыре карата в слитках. Типа когда Аль только пришел в себя, он подумал было, что попал на Марс или Венеру там. Хрен вам! Новая Калифорния вертелась вообще вокруг другого солнца. И на дворе уже не двадцатый век.
Бо-оже, да как во всем этом без бутылки разобраться?!
А где найти выпить? Аль представил, как стискивает своего домового, точно мозги его стали мышцей. Ме-ед-ленно так стискивает…
«В макромаге на углу Лонгуок и Санрайз!» — безмолвно пискнул Лавгров. Есть там специализированная лавочка, где торгуют напитками со всех планет Конфедерации, даже, может быть, земным бурбоном.
Выпивка со всей галактики? Надо ж!
И Аль отправился на прогулку. День-то был чудесный.
Тротуар оказался таким широким, что сам сошел бы за улицу. Ни единой плиты; сплошная полоса чего-то среднего между бетоном и мрамором. Через каждые сорок ярдов из отверстия в покрытии торчало шикарное дерево, сплошь увешанное двухфунтовыми соцветиями нежных цветов невозможного металлически-лилового оттенка.
Среди нежащихся под утренним солнцем прохожих неторопливо шествовали агрегаты размером с мусорный бак — о таких сам Генри Форд не мечтал. «Служебные механоиды, — подсказал Лавгров, — чистят тротуары, подбирают мусор и палую листву».
Первые этажи небоскребов были отданы под бары и рестораны, и кафешки, и роскошные лавки; столики выставлялись на тротуар, как в Европе. В глубину зданий уходили пассажи.
Сколько мог разглядеть Аль, по другую сторону улицы — ярдах в ста пятидесяти — район был таким же шикарным. Правда, туда не перейдешь приглядеться, барьер из стекла и стали в два человеческих роста не позволит.
Несколько минут Аль просто стоял, прижавшись лбом к стеклу и глядя, как беззвучно проносятся мимо машины. Сущие пули на колесах, и блестят все, как разноцветный хром. «Даже рулить не надо, — подсказывал Лавгров, — сами едут куда скажешь. Моторы хитрые, электрические — бензина не надо. А скорость — двести километров в час».
Что такое километры, Аль знал — французики так называют мили.
Но лезть в машину, которой и управлять нельзя, ему не больно хотелось, особенно на такой скорости. Да и вообще рядом с ним электрические штучки дохли. Так что он пошел пешком.
При взгляде на небоскребы у него кружилась голова — в невообразимой высоте виднелись отражения соседних небоскребов, словно склонявшихся над улицей, отрезая ее от мира. Лавгров заявил, что здания так высоки, что их верхушкам положено тихонько качаться на ветру, метров на двадцать-тридцать в стороны.
— Заткнись! — рявкнул Аль.
Домовой свернулся комочком и затих.
Прохожие поглядывали на Капоне — скорее на его одежду. Аль оглядывал их в ответ, завороженный торжеством бытия. Странно было видеть бок о бок белых, черных и всяких прочих — итальянцев вроде него самого, китайцев, индусов. Некоторые, похоже, красили волосы, да еще в самые неподходящие цвета. Интересное дело.
И все до одного такие спокойные, самоуверенные, словно улыбаются тайком. До сих пор Капоне не доводилось видеть такой беззаботности. Бес, нахлестывавший стольких жителей двадцатого века, сгинул, будто заботы отменили указом мэра.
И все встречные отличались отменным здоровьем. Отшагав полтора квартала, Аль не встретил ни единого толстяка. Не чудо, что все ходят в коротких штанишках — это в мире, где каждый словно готовится к мировому первенству, даже старики.
— А в бейсбол у вас еще играют? — пробормотал Аль себе под нос.
«Играют», — подтвердил Лавгров.
Ну чисто рай!
Вскоре Капоне пришлось снять плащ и закинуть на плечо. Он брел уже четверть часа и так никуда и не прибрел. Как торчали по сторонам небоскребы, так и торчат.
— Эй, кореш! — окликнул он.
Идущий впереди негр — широкоплечий, как борец, — обернулся. При взгляде на костюм незнакомца негр ухмыльнулся, а сам Аль ухмыльнулся девчонке, которую негр обнимал, — медно-смугленькой блондинке в широких панталонах, ладно сидевших на длинных ножках.
«Вот красотка!» — подумал про себя Аль. Есть на что глянуть. Ему вдруг пришло в голову, что он шестьсот лет с бабой не лежал.
Девчонка тоже улыбнулась.
— Как мне такси вызвать?
— Датавизируй на дорожный процессор, боже! — экспансивно воскликнул негр. — В городе миллион такси. Прибыли от них никакой, но для того и существуем мы, налогоплательщики, чтобы расплачиваться, нет?
— Да не могу я дата… это делать, нездешний я.
— Только с корабля? — хихикнула девчонка. Аль коснулся двумя пальцами полей шляпы.
— Примерно, леди. Примерно.
— Круто! А откуда?
— Из Чикаго. На Земле.
— Вау! Никогда не встречала никого с Земли. А каково там?
Улыбка Капоне поблекла. Бо-оже, но бабы тут смелые. А негр этот ручищи так и не отнял. Не против, что ли, что его девчонка с чужим человеком языком мелет?
— Город как город, — пробормотал Аль, неловко обведя рукой серебряные небоскребы, словно это все объясняло.
— Город? Я думала, на Земле только аркологи остались.
— Слушайте, ну вы скажете, как такси долбаное вызвать, или нет?
Вот тут он прокололся и понял это сразу — по тому, как окаменело лицо негра.
— Может, я тебе вызову, приятель?
Он присмотрелся к шикарному костюму собеседника.
— Давай. — Аль решил сблефовать.
— Ладно. Нет проблем. Сделано. — И фальшивая ухмылка.
Каноне стало интересно, что этот тип сделал на самом деле. Радио в часах, как у Дика Трейси, не видно, ничего такого. Стоит только, лыбится, Аль Капонс за дурака держит.
Лавгров пудрил Капоне мозги насчет крохотных телефончиков в мозгу — дескать, у него самого был такой, да после одержания Капоне сдох.
— Так расскажешь про Чикаго? — спросила девчонка.
Аль видел, как она волнуется. Голос ее выдавал, и повадка, и то, как она прижималась к своему парню. Уж он-то знал, как читаются эти знаки. Страх окружающих был ему знаком прекрасно.
