Когда я вижу, как люди публично депрессируют — в жизни, в вирте, без разницы — я вспоминаю этот анекдот. Клоуны ли они? Разумеется, клоуны. Только скверные, не смешные, профессионально непригодные. Я бы сказал «антиклоуны», но это будет для них слишком большой честью.
Донни Фуцельбаум однажды сочинил такой лимерик:
Жил да был безымянный андроид,
Обожавший делиться хандрою —
Как сойдется с людьми,
Так давай их кормить
И на первое, и на второе…
(Из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
— Как вы узнали про гибель «Дикаря»?!
— Птичка напела.
— Не считайте меня идиотом! Откуда у вас эта информация?
— У нас, коллантариев, свои источники.
Тумидус ударил по мешку с левой:
— Вас это удивляет?
Не надо было злить контра. Контакт с брюнетом едва-едва стал налаживаться. Дерни за ниточку — порвешь. Но полковник не мог отказать себе в скромном удовольствии. Он вспомнил, как кувырком летел через эту вертлявую сволочь, приземляясь на капот машины. Если бы не Лентулл с его пальчиками… Тумидус посмотрел на брюнета, красного как рак. Контр проглотил и высокомерное «нас, коллантариев», и наглое «свои источники» с видом человека, чье превосходство внезапно обернулось ущербностью — и встало колом от гланд до задницы.
Приятно, оценил Тумидус. Как-нибудь повторим.
— Вы не должны знать про «Дикаря», — уныло сообщил брюнет.
Он сделал шаг в сторону, поднял левую ногу и выпрямил ее в колене. Подъем стопы натянулся, словно у балерины. Пальцы, отогнутые на себя, торчали под неприятным углом: живое противоречие анатомии. В целом, нога напоминала инструмент хирурга.
— От слова «ничего». От слова «совсем». Кто еще, кроме вас, в курсе?
— Не ваше дело.
— Проклятье! Извините, если я нагрубил вам. Нервы…
Брюнет по-прежнему стоял на одной ноге: дорожный указатель с виноватым лицом. Даже смотреть на него, и то было утомительно. Тумидус вернулся к мешку: прямой встречный с левой, повторить, нырок, правый хук. Эту встречу брюнет назначил в частном спортивном зале, тесном и безлюдном. Половину зала занимал ринг, вторую половину застелили борцовскими матами. Мешок висел в углу; раскачиваясь под натиском полковника, он глухо стучал о стену.
«Прослушка, — Тумидус выровнял дыхание. Майка взмокла, липла к телу. Хотелось в душ. — Наверняка мы шифруемся. И зал прикормлен заранее, и народ отсутствует неспроста. Иначе он не был бы так откровенен. Возьмись кто-нибудь писать наш разговор, в записи сохранятся одни шумы. Тресь-ляп-шмяк. Где он прячет блокиратор?» Полковник глянул на брюнета, голого по пояс, в шелковых трусах-боксерках, и решил, что о блокираторе лучше не думать. В прошлый раз — первый после драки-знакомства — Тумидус с брюнетом встречались в бассейне.
Левый встречный. Крюк с вложением.
Закрыться.
— Мне велено оказывать вам всяческое содействие, — брюнет встал на обе ноги. Заплясал, то и дело приподнимаясь на цыпочки. Руки его чертили в воздухе однообразные закорючки. — Подчеркиваю: всяческое. Я уже говорил вам, что наверху полагают…
— Говорили, — перебил его Тумидус. — Если не ошибаюсь, мы плыли стометровку. Туда-обратно, десять раз подряд, лягушачьим брассом, и вы говорили без перерыва. Я еще удивился, как вы не захлебнулись. Потом мы встали у бортика, а вы все говорили. Родина не забудет моего рвения. Родина полагает, что ошиблась в отношении коллантариев. Родина подумывает, как бы ловчее исправить и загладить. Я стану сенатором и первым консулом. Мои погоны «зашьют» листьями дуба…
— Этого я не говорил! — возмутился брюнет.
Тумидус отмахнулся:
— Какая разница? Главное, что вы поступаете в мое распоряжение.
— Содействие, — руки брюнета запорхали в опасной близости от головы полковника. — Я оказываю вам содействие. Остальное — ваши бредни, помноженные на дурной характер. Итак, чем могу быть полезен?
— У вас есть доступ к составу экипажа «Дикаря»?
— Получу.
— Вы можете проверить рабов, принадлежащих членам экипажа?
— Проверить? На предмет чего?
— На предмет всего. Всего, что выходит за рамки обычного. Странности поведения. Разговоры, на которые не обратили внимания. Попытки связаться с сервус-контролером. Сыпь по телу. Бессонница. Жидкий стул, в конце концов!
— Рабы, — лицо брюнета исказила быстрая гримаса. Если раньше он двигался с плавной грацией, то сейчас Тумидус едва успел отступить в сторону: три удара, два прямых и один боковой, врезались в мешок на манер барабанной дроби. — Я должен проверять стул у рабов. У целой орды рабов. Вы представлете себе, сколько человек служит на боевой галере?
Тумидус кивнул, не вдаваясь в подробности.
— Если это шутка…
— Содействие, — напомнил Тумидус. — Всяческое.
— Хорошо, я свяжусь с энергетиками. Сколько у меня времени?
— Минимум. Я тороплюсь в сенаторы.
Брюнет кувыркнулся, приближаясь к рингу. Еще кувырок, и он рыбкой нырнул под канаты. Заплясал, боксируя с тенью, ушел в угол, закрылся наглухо. И вдруг сел, вытянул длинные ноги, закрыл глаза.
— Это нужно для выяснения ситуации с недопомпилианцами? — спросил он. — Скажите мне «да», умоляю. Успокойте мою гордость.
— Нет, — ответил Тумидус.
— Тогда зачем это нужно, прах вас побери?!
— Для того, чтобы я вошел в Совет антисов. Сенатора мне мало.
— Сукин ты сын, — без выражения сказал брюнет. — Десантура хренова. Ты начинаешь мне нравиться, легат. Береги здоровье, пей кефир. Те, кто мне нравятся, долго не живут.
Полковник обнял мешок, жестко работая коленями. Ударил лбом в переносицу врага, созданного его воображением, сместился вправо и добавил ребром ладони. С завтрашнего дня возобновляю утреннюю гимнастику, напомнил он себе. Пробежки — ну их к драной матери, а гимнастику — обязательно. Час минимум. Плюс индивидуальные уроки у Лентулла. Старая ты перечница, гвардеец…
— Я не легат, — напомнил он, охаживая мешок. — Я будущий первый консул.
* * *
— У вас отсроченный вызов, — казенным тоном напомнила информателла. — Абонент на связи. Установить соединение?
— Ждать, — приказал Юлий Тумидус.
Он размышлял и не хотел отвлекаться.
Между планетами — огромное расстояние, которое все-таки можно измерить. От Китты, расположенной в системе Альфы Паука, до Октуберана, вращающегося вокруг Тулла, пятой вершины в созвездии Семи Холмов… Впрочем, не важно. Куда важней то, что к расстоянию между людьми, будь они хоть родными братьями, нельзя приложить линейку. Сидишь, допустим, за одним столом и смотришь друг на друга так, что и через гипер не дотянуться.