Юрий воображал себе, время от времени, Виктора Каша на коленях, умоляющим о пощаде. Но даже у Юрия эти фантазии получались блеклыми и бесцветными — и тускнели через считанные секунды. Каша просто невозможно было представить умоляющим о чём-то. Как невозможно представить рыдающим на коленях тиранозавра.
Это было просто нечестно, чёрт его дери. А то, что за прошедшие недели заключения Каша проявил себя поклонником малоизвестной древней формы искусства, известной как кино, почему-то было худшим из оскорблений. Беспощадные мезозойские хищники не должны иметь высоких чувств.
И уж точно не должны они спорить об искусстве с людьми! Что, надо ли говорить, и делал Каша. И надо ли говорить, что он не упустил шанса попенять Юрию за пассивность.
* * *
Произошло это в течение первой недели.
— Чушь, — отрезал Каша. — Жан Ренуар — самый переоцененный режиссёр из всех, кого я могу припомнить. «Правила Игры» считается блестящим препарированием менталитета элиты? Какой смех. Когда Ренуар попытался обрисовать бессердечие высшего общества, то лучшее, на что его хватило, это глупая охота на кроликов.
Юрий уставился на него. Также поступила и майор Гражданка, оказавшаяся третьей поклонницей кино из их маленькой группы на «Гекторе» и попытавшаяся поддержать неформальной беседу на эту тему в камере Каша.
* * *
Ну, формально это была «камера», даже притом, что на самом деле это было бывшей лейтенантской каютой. Также она была формально «заперта», и, формально, снаружи у люка постоянно находилась «стража».
«Формально» было правильным словом. Юрий нисколько не сомневался, что простой корабельный замок Каша мог вскрыть секунд за десять. Так же, как нисколько не сомневался, что девять из десяти охранников, несших свою службу у его двери, скорее осведомятся у бывшего Специального Следователя, как он или она могут быть ему полезны, чем потребуют от него вернуться в камеру.
Скривившись, Юрий вспомнил собственно арест.
«Арест». Ха! Это больше походило на церемониальное шествие. Каша появился из шлюза с почтительно следовавшим за ним эскортом с оперативного соединения, а морпехи майора Лафитта и охранники Госбезопасности майора Гражданки выстроились перед шлюзом, чтобы принять его.
Теоретически они были здесь, чтобы взять его под стражу. Но как только Каша пересёк черту на палубе, отмечавшую формальную границу пространства супердредноута, морская пехота вытянулась смирно и взяла оружие на караул. Отстав не более чем на секунду, их примеру последовали выстроенные напротив охранники ГБ майора Гражданки.
Юрий был поражён, ибо не давал приказа о таких почестях. Но и отменить их он тоже не попытался. Не после того, как взглянул на жёсткие лица морпехов и охранников ГБ.
Он совершенно не понимал, как это получается у Каша, но каким-то образом…
Так, вообразил он, должна была Старая Гвардия реагировать на присутствие Наполеона. Реальность, логика, правосудие — к дьяволу всё это. В победе и в поражении Император оставался Императором.
* * *
— Если хотите увидеть по настоящему превосходное изображение безжалостности власти, — продолжил Каша, — посмотрите «Бейлифа Санчо» Мизогучи.
Взгляд Дианы утратил свою остроту.
— Ну… о’кей, Виктор, положим, что так. Я и сама фанатка Мизогучи, хотя лично я предпочитаю «Угецу». Однако я думаю, что вы несправедливы к Ренуару. Что насчёт…
— Минуточку, пожалуйста. Раз уж мы набрели — окольным образом — на эту тему, позвольте мне воспользоваться случаем и спросить комиссара Радамакэра, сколько ещё он намерен тянуть с завершением чистки.
— О чём это вы? — вопросил Юрий. Но в желудке у него при этих словах образовалось сосущее ощущение. По правде говоря, он прекрасно понимал, о чём это Каша. Он просто…
Мешкал.
— Вы знаете! — отрезал Каша. — Вы ленивы, но не глупы. Вовсе не глупы. Прекрасно и здорово, что вы создали по всему флоту командный состав. Прекрасно и то, что из морпехов и избранных охранников ГБ вы собрали крепкую команду для обеспечения безопасности и утверждения вашей власти. Но этот супердредноут — да и на «Тилдене» обстановка не намного лучше, а в некоторых отношениях даже хуже — кишит недовольными элементами. Не говоря уже о просто хулиганах. Предупреждаю вас, комиссар Радамакэр, позвольте этому протянутся достаточно долго, и начнёте терять контроль над обстановкой.
Юрий сглотнул. Каша говорил правду, и он это знал. На обеих супердредноутах был гигантский экипаж, за исключением горстки морпехов, состоящий исключительно из персонала Госбезопасности. Некоторым из этих ГБшников — майор Гражданка и сержант Ролла были превосходными примерами — Юрий готов был доверить свою жизнь. Уже доверил свою жизнь, на самом-то деле.
Остальные же… В большинстве своём были просто людьми. Людьми, завербовавшимися служить на корабль ГБ в основном по тем же самым причинам, по которым люди из нижних слоёв любого общества идут на военную службу. Способ вырваться из трущоб; приличная и регулярная плата; безопасность; тренировка; повышения. Ничего более зловещего.
Все они с достаточной готовностью восприняли смену обстановки. Особенно после того, как стало ясно, что Юрий фактически установил перемирие и никому из них не нужно бояться каких-либо немедленных ответных репрессий, пока они не нарушают мира.
Но на супердредноуте всё ещё было достаточно нижних чинов — и достаточно офицеров — которые вовсе не были довольны новым положением. Им нравилось принадлежать к Госбезопасности, и они были бы рады видеть возвращение стальной хватки этого режима — поскольку у них были все основания ожидать, что тогда они смогут вернуться к счастливым дням бытия пальцами, осуществляющими эту самую хватку.
— Чёрт побери, — недовольно заявил он, ненавидя сам факт того, что голос его звучит жалобно. — Я не подписывался устраивать Ночь Длинных Ножей.
Каша нахмурился.
— Кто говорит о ножах? И им вовсе нет нужды быть длинными. Горло человеку прекрасно можно перерезать семисантиметровым лезвием. На самом-то деле — вы что, совсем всё забыли? — именно такова была длина лезвия, предпочитаемого рекомендуемого на курсах ликвидации в академии.
— Неважно, — вздохнул Юрий. — Это была отсылка к истории. Был когда-то тиран по имени Адольф Гитлер, который после прихода к власти повернулся против наиболее активных из фанатиков, вознёсших его к ней. Правоверных, которые теперь были угрозой для него. Перебил их всех за одну ночь.
Каша фыркнул.
