Лошадь Генриха внезапно заржала и встала на дыбы. Мы уже подъезжали к холмам, когда из зарослей на нас хлынул поток всадников.
Я ударил шпорами своего коня и успел проскользнуть прямо перед вырвавшимся вперед вражеским солдатом, тот попытался огреть меня булавой, но промахнулся и, кажется, вывихнул руку. Я поднял своего скакуна на дыбы, чуть развернул и бросил в галоп, атакуя неприятеля по флангу. Не без волнения я извлек свою новую шпагу. Первый встретившийся на моем пути местальгорец не успел приготовиться к защите, его голова сказала шее последнее «прости», и на этом схватка для него закончилась. Я увернулся от клинка второго, третий нанес длинный рубящий, удар, но тоже промахнулся, лишив моего коня роскошной гривы, после чего сам лишился руки. С четвертым мне пришлось драться не меньше минуты, он был хорошим воином, но, прежде чем судьба разлучила нас, я успел наделать в нем несколько лишних дырок. Следующий противник достал меня раньше, чем я его: тяжелая чугунная шишка кистеня скользнула по голове, и на мгновение мир засверкал небывалыми красками. Нанести второй удар ему, к счастью, помешало оседающее тело моей прошлой жертвы, я же, не обращая внимания на набат в голове, описал клинком широкий полукруг, обрубив цепь кистеня, затем последовал короткий прямой выпад – и мой враг ткнулся лицом в гриву своей лошади. После этого на меня насели сразу трое местальгорцев. Доспехов на мне, к сожалению, не было, а кровью я дорожил, так что пришлось отчаянно вертеть конем и шпагой, кроме того, у одного из моих противников была кривая, очень острая сабля, необычайно меня раздражавшая, именно поэтому первым я убил его. Второй излишне понадеялся на прочность своего поруча и попробовал отбить им рубящий удар, за что и поплатился. Третий же их товарищ – редко встречал такую подлость – атаковал не меня, а мою лошадь! Та, естественно, защититься не смогла, а я помочь ей вовремя не успел и, уже падая, рубанул врага по корпусу. Увернувшись от двух-трех ударов проносившихся мимо местальгорцсв, я сбросил тело своего противника с лошади и вскочил в еще теплое седло.
Схватка уже перешла в отдельные дуэли; наши явно одолевали. Я свалил еще одного нападавшего и вдруг заметил выбитого из седла Кнута, на которого наседало шесть всадников, а он что-то орал и размахивал отобранным у кого-то двуручным топором. Кнут был сильным воином, но сейчас положение его было крайне тяжелым. «Человек Человеку – друг!» – решил я и отправился на помощь.
Первого врага мне пришлось убить некрасивым ударом в спину, второй же внезапно поднял своего коня на дыбы, и мой удар, вместо того чтобы распороть ему брюхо, рассек лишь подпругу. Седло немедленно съехало набок, всадник свалился под копыта лошадей, а его обезумевший от боли конь сделал огромный скачок вперед и на мгновение отвлек внимание Кнута. Я видел, как две шпаги местальгорцев рванулись вперед и минимум одна достигла цели. Рука Кнута дернулась, и вот незадача: роняя топор, он ухитрился подрубить ноги моей лошади. Несчастный конь рухнул, подмяв под себя мою правую ногу. Оставшиеся в живых всадники тотчас же переключили свое внимание на меня, и мне пришлось очень несладко. Когда, заработав несколько пинков подкованными копытами и парочку царапин, я выбрался-таки из-под своей лошади, Кнут лежал невдалеке без движения, и таким образом четыре противника целиком и полностью доставались мне. Я нырнул под брюхо ближайшей лошади, распоров его по дороге, и, вынырнув с другой стороны, убил всадника, а пока остальные разбирались что к чему, – успел добежать до отброшенного Кнутом топора и метнуть его левой рукой. После, этого стало еще одним нападающим меньше. Тогда оставшиеся двое передумали драться со мной, последовав за удирающими местальгорцами.
Я подошел к Кнуту. Обидно, если Человек, из-за которого тебя чуть не растоптали лошадьми, все же скончался. Кнут был без сознания, и я слегка приподнял его – раны не внушали серьезных опасений: глубокий разрез в правом трицепсе и царапина на голове. Даже крови он потерял немного, скорее всего его просто оглушили, когда сбили с ног. В этот момент за моей спиной раздался стук копыт, и я обернулся, держа шпагу наготове. Но это был Генрих, весь залитый кровью с окровавленным же клинком в руке.
– Останешься… с ним?.. – задыхаясь, спросил он.
– У меня убили лошадь.
– Я не могу ждать… Я уверен, что Марция с ними… Прощай! – Он развернул своего скакуна и умчался прочь.
– Я помогу тебе, Генрих! – лишь успел крикнуть я ему вслед.
Тем временем Кнут пришел в себя.
– Вы живы? – удивился он.
– Нет, мы в раю! – не удержавшись, съехидничал я. – Разве у меня нет за спиной крыльев?
Кнут мрачно усмехнулся, а потом сморщился от боли. Такие раны неопасны, но всегда очень болезненны. К счастью, у валявшегося неподалеку покойника нашлась при себя целая аптечка, так что я промыл Кнуту раны и залил их настоем, которым пользуются местные жители. Пахнет эта штука премерзко, но зато заживляет хорошо. Затем я перебинтовал его и, сняв с пояса фляжку с коньяком, передал ее раненому.
– Все в порядке. Сейчас я схожу за лошадьми и, как только вы сможете двигаться, отвезу вас в ближайшую деревню, до Эльбена всего километров пять.
– Спасибо, Рагнар! А что вы собираетесь делать дальше? – Кнут пристально взглянул на меня.
– Поеду догонять Генриха. Он мой друг, и я должен помочь ему найти Марцию.
– Завидую. Вам удается оставаться неравнодушным, после стольких лет, согласитесь, это трудновато.
– Я стараюсь жить сегодняшним днем, не помня прошлого и не задумываясь о будущем. Но простите, мне надо идти искать лошадей.
Первую лошадь я поймал относительно быстро, пегая смирная кобыла, похоже, принадлежала раньше одному из воинов Пантидея. Я стреножил ее и оставил неподалеку от Кнута. Потом же мне довольно долго пришлось гоняться за вздорным тайрасским жеребцом, которого я так и не догнал, но зато по дороге обратно мне встретился такой конь, что я замер на месте, стараясь не дышать, дабы не спугнуть это видение. Над телом своего хозяина стоял настоящий шанахарский скакун – редчайшая порода, ведущая свою родословную от легендарных ахалтекинцев, генетически перестроенная, способная приспосабливаться к любому климату, послушная и верная. Еще во времена Галактической Империи эти кони встречались довольно редко, и ценились они на вес серебра, которое в Местальгоре, да и в Пантидее, было и пять раз дороже золота. Сейчас же такой конь просто не имел цены. Осторожно, стараясь не спугнуть чуткое животное, я подошел, пошептал что-то ласковое в ухо и, только когда серый красавец успокоился, вскочил в седло. Боже, как он взвился! Я почувствовал себя верхом на взбесившемся носороге… Конь грыз удила, бил задом, пробовал кататься по земле, но я лишь сильнее и сильнее сжимал его бока коленями и не ослаблял поводьев. К счастью, в свое время я познакомился с дахетскими объездчиками, у которых и научился нескольким приемам, сослужившим мне хорошую службу. Все же, наверное, не менее получаса конь как бешеный носился по лесу, норовя расшибить меня о какое-нибудь дерево, и успокоился, только выбившись из сил.
