Ознакомительная версия.
– Что случилось? – Захария сразу заметил, что юноша расстроен.
– Да так…
Он подошел к окну, оперся локтями на гладкие камни, столь плотно пригнанные друг к другу, что они казались единым монолитом, и выглянул наружу. Сухой ветер, наполненный ароматом далекого разнотравья и близкой свежестью оградительного рва, отчего-то казался неприятным, тревожным. Захария смотрел на четкий профиль Грэма внимательными глазами редкого бледно-сиреневого цвета. Прозрачные и светлые, на свету они казались розоватыми. В отличие от Грэма, носившего длинные, по плечи волосы, Захария стриг свои черные, шелковистые кудри и никогда не отпускал их длиннее.
– Что произошло, Грэм?
– Апрель с Титрусом показали мне какое-то странное мрачное письмо с туманными строчками, из которых следует, что…
– Я знаю. Апрель давал мне прочесть его.
– Да? – удивился Грэм.
Захария кивнул.
– Я знаю и о том, что Сенаторы хотели подыскать тебе двойника и с большими торжествами проводить его в сумеречную Альхену.
– Навсегда проводить… Почему я ничего не знал? – вскипел Грэм. – Все вокруг всё знают, какие-то планы на мой счет обсуждают!
– Тише, мы хотели как лучше, хотели оградить тебя…
– От чего? – серебристо-серые глаза Грэм потемнели от гнева. – Вы сможете оградить меня от моих снов? От красной души? В этой ненормальной записке говориться, что у меня красная душа! Это как? «Демон» это вообще что такое? Я всю жизнь думал, что сословие, а оказалось, это нечто зловещее, страшное и у меня еще должны быть крылья, которыми я отхлещу мир! Где они? Мне их что, в детстве отрезали?
– Грэм, прошу тебя, – Захария не повысил голоса, но, тем не менее, слова его прозвучали гораздо громче. – Ты все знаешь, решай сам, как поступать.
– А что, есть какие-то варианты? Слушай, а может это и не я? Не обо мне говорилось?
– Демоны по природе своей обычно черноволосы, а в послании говорилось о белой голове. Ты поешь чего-нибудь?
Грэм отошел от окна, отодвинул стул и присел на самый край. Тренированный в бесчисленных учебных сражениях, затянутый в одежды из тончайшей кожи, устало и безвольно он положил руки на подлокотники и весь будто сник.
– Нет, я бы поспал… – но, вспомнив, что во сне ему снова предстоит встреча с тяжелыми, молчаливыми колоколами, вздохнул. – Ладно, скажи, чтобы сюда принесли.
Захария кивнул и вышел.
Пока он отсутствовал, Грэм смотрел на гладкую, отполированную руками и локтями поверхность стола и старался ни о чем не думать.
Что принес на деревянном подносе Захария, каковы были яства на вкус, он не обратил внимания, перед глазами все еще мелькали хоть и потускневшие, но все еще хорошо различимые белые строки.
Глотнув холодного кислого вина, Грэм поднял взгляд на неподвижно сидящего Захарию.
– Скажи, можно обойтись без церемонии проводов в поход? Я еще не выбрал девушку, которая подала бы мне ритуальный меч. Хочу уйти просто и тихо, чтобы об этом никто не знал.
– Выясню, – кивнул Захария. По вечернему густо-алый свет Бетельгейзе заливал столовую залу, в этом свете сиреневые глаза Захарии казались ярко-розовыми.
– Я пойду с тобой, Грэм, ты не против?
– Ты поможешь мне понять, что такое «демон»?
– Если смогу.
* * *
Избавившись от Титруса, Апрель вошел в свои на удивление скудно обставленные апартаменты: круглый стол, деревянная скамья, в нише узкая кровать и высокие напольные подсвечники по углам. На стене, по левую сторону от камина с литой черной решеткой, висело большое зеркало в простой гладкой коричневой раме. На первый взгляд оно ничем не отличалось от сотен других зеркал в Доме, лишь внимательный взгляд мог заметить, что его матово сияющая поверхность сделана из цельной серебряной пластины, отполированной до зеркального блеска. А если присмотреться еще пристальнее, то можно было заметить, что пластину покрывает тончайший рисунок, похожий на сетку случайных трещин, однако это был именно рисунок, неведомо как нанесенный на серебряную поверхность.
Апрель долго смотрел на свое отражение и думал о том, как же ему надоела Альхена со своими яркими, но примитивными традициями, чувствами и поступками, где все было ясно и понятно на сто веков вперед. Он чувствовал себя старым, никчемным советником никчемного мальчишки в никчемном Доме никчемного города никчемной планеты. Разве мог он ощущать себя демоном с холодной, быстро струящейся по упругим венам синей кровью в обществе старого рохли Титруса? В последнее время Титрус все больше и больше напоминал квохчущую наседку, прыгающую вокруг своего цыпленка. Грэм тоже не оправдал возложенных на него надежд, парень вырос сильным, хорошо развитым, но глупым и прямолинейным, как свежеструганная скамейка. Когда ему было лет двенадцать-тринадцать, Апрель еще надеялся, что из него хоть что-то получится путное, но не получилось, традиции и планетарная сила Альхены оказались сильнее воспитания, данного Апрелем и Титрусом. С Грэмом попросту не о чем было разговаривать, его следовало отправить куда подальше. Апрель специально затеял разговор о походе в сумерки Альхены, зная, что двери приоткрыты, Грэм поблизости и непременно услышит хотя бы одну фразу.
* * *
Грэм встал задолго до рассвета. Захария, каким-то непостижимым чутьем, через две двери и коридор знал и чувствовал, что делает и в каком настроении пребывает Грэм. Он заглянул к нему, когда парень уже завершил омовение и почти оделся. Приветственно кивнув Захарии, Грэм попросил помочь закрепить на поясе цепь с небольшими грузилами на концах – этим оружием Грэм владел в совершенстве. Он не стал облачаться ни в какие боевые одежды, они были слишком тяжелы и неудобны. Грэм выбрал черные штаны из тонкой, но прочной, эластичной кожи редкого животного тарута, чей голос был похож на детский плач. Одернув светло-бежевую рубаху, любовно вытканную женщинами Дома, надел поверх короткую куртку из такой же прочной кожи, зашнуровал высокие ботинки с острыми металлическими носами, поправил широкий пояс с цепью, на волосы – крепкий зажим, на лоб кожаную повязку и Грэм был готов к походу. Невысокий худощавый Захария оделся в костюм из плотной черной ткани, обладающей водоотталкивающими свойствами, в бою такой костюм мог спасти жизнь своему хозяину – плотная ткань, чей состав держался в строжайшем секрете, смягчала удары, сохраняла тело от ран. За плечами Захарии виднелись две гладкие рукояти тонких, обоюдоострых мечей, они покоились в чехлах из грубой, как дерево кожи. В руках юноша держал туго набитый снедью мешок.
– Ты знаешь, как попасть на сумеречную половину?
– Да, – ответил Захария, – но это очень далеко, лучше воспользоваться зеркальными коридорами.
Ознакомительная версия.
