Но нет худа без добра. Финьес перестал хвастаться, сделался задумчив.
— «Мало кому»? — повар заговорил уже с откровенной иронией, что Родригесу, разумеется, на руку, как и всякая искренность собеседника. — Эх, дорогой друг, сколько самообольщения в нашей с тобой самокритике, коли вслушаться в слова. Один стесняется произнести слово «никому», хотя и петуху в супе ясно: на Эр-Мангали нет и не будет для него корабля. Другой прикидывается светилом кулинарии, забывая, кто и почему его сделал поваром в новобабилонском дворце.
— Ты великий повар, пока тебе доверяет Флорес. Да?
— Даже иначе: пока он не может доверять другим. В этом, и только в этом моё поварское величие, — жёстко сказал толстяк.
— Другим поварам Флорес не поверит никогда. А вдруг отравят? — усмехнулся Родригес. — И если на то пошло, то не попасть под подозрение Флореса — тоже ведь наша собственная заслуга.
— Не совсем. Так уж случилось, мы многое совместно с ним пережили — ещё тогда, на «Антаресе», — стоял на своём толстяк. — Он видел нас в деле, видел, как облупленных, чего мы стоим…
— Как и мы его. Помнится, был старый уговор между всеми, кто выжил из экипажа: своих в меру сил поддерживать. Флорес, как честный человек, его выполнил, причём в твоём и моём отношении не просчитался. Мы сумели стать теми, кем он поручил. Но ведь могли и не суметь.
— Ой, да не скажи, всякий бы сумел…
— И Лопес? — перебил Бенито, запросто разрешая дискуссию в свою пользу. Да уж, Лопес — сильный аргумент в пользу того, что не место красит человека. Лопеса не украсило. Не успел Флорес его назначить правой своей рукой, как несчастную руку тут же разбил паралич. Парню легче повеситься на своих любимых воротах, чем выполнить ожидания шефа.
— Да, сумел бы и Лопес, — вздохнул толстяк, — но ему не хватает ума. Кстати, — он поспешил увести разговор подальше, — ты не голоден?
Родригес, однако, зашёл на кухню не поесть, а поговорить. О чём? Для начала о человеческих способностях. О том, чего Лопесу не достало, а у Финьеса да Бенито ровно столько, сколько патрону и требовалось.
Убедившись, что Родригеса супом не корми — дай покрасоваться востребованными способностями, Финьес покорно спросил, в чём он видит залог своего успеха в службе безопасности колонии.
Ответил Бенито загадочно:
— Я развил в себе ценные навыки дознавателя. Скажем, запоминать всё сказанное и к словам цепляться.
— Например? — усмехнулся Финьес. — К чьим словам?
— Да хоть к твоим собственным. Ты, коли я чего не прослушал, не так давно говорил, будто кормишь «абсолютно» всю Башню Учёных.
Финьесу, чтобы вспомнить то место в разговоре, пришлось будто физически перенестись в недавнее прошлое, либо перемотку включить на допотопных плёночных устройствах памяти. Но вот в глазах толстяка блеснул не чаянный уже огонёк припоминания.
— И верно, — признал он. — А что не так? Имеется в виду не сама ведь башня, а люди в ней. Все, кто нуждаются в кормёжке, одним словом, — в этот момент Финьес смешал поджаренные овощи с рисом и щедрой рукой отсыпал в отдельную миску порцию для Бенито. — Угощайся!
— Благодарю, — Родригес принял миску, но не дал себя сбить с идеи. — Просто люди в Башне Учёных — это не только сами учёные. Это ещё и арестанты в подвальных камерах. О них ты не забыл?
— Вовсе нет! — Финьес весело рассмеялся. — Чтоб ты знал, арестантов тоже я потчую. Разумеется, похлёбками попроще — что продукты переводить? Но всё равно — моя работа. Всех заключённых кормлю только я. Никаких богомерзких шкафов Оломэ! — и добавил доверительно. — Их ведь только раз впусти, а дальше получится, ты уже и не нужен…
Вот так ненавязчиво разговор свернул на арестантов. На то, какие они есть, что они едят и что совершили.
5
Повар отметил, что арестантов у Флореса никогда не бывает много. Нрав у него крутой, власть абсолютная, в общем, он быстро со всеми разбирается. Сейчас, например, арестантов нет, а до того с недельку погостил растратчик Педро в ожидании незавидной своей участи. Что за участь? Да всё, как обычно: Флорес его казнил усекновением головы. Разумеется, лично. Шеф — он ведь как истинный древнеземной феодал. Не боится разбрызганной крови, мозгов и прочего, что порой требуется ради воспитательного эффекта.
— Очень вкусно, — похвалил Бенито блюдо. — Значит, как я понял, после мерзавца Педро нашему патрону больше никто всерьёз не пакостил? Всех впечатлил воспитательный эффект, и…
— Здоров ты шутить, Родригес! Ну да, сам знаешь, многих на Эр-Мангали воспитывать уже поздно. И, наверно, тебе доносили, как Флореса совсем недавно крупно обидели, да?
— Конечно, доносили. Служба моя такая. Но я бы хотел и тебя послушать. Иногда повару видней.
— Ой, да куда там видней! Добавки насыпать? — Бенито кивнул. — Я на самом деле знаю не больше, чем все. И своими глазами ничего не видел. Но я знаю людей, Родригес, вот как ты их знаешь и можешь по лицам читать, я их читаю тоже. И написаны там любопытные вещи. Знаешь, какие?
— Флорес влюбился в певичку, — предположил Бенито.
— Кой чёрт влюбился! — Финьес затряс студенистыми подбородками. — Нет, перепихнуться с нею он был бы не прочь, но, по большому счёту, дело-то вовсе не в ней.
— А в ком?
— В публике. Которая видит, что перед главным лицом Нового Бабилона выступает смазливая баба. Которая будет удивлена, если узнает, что Флорес бабу не поимел. То ли не смог, то ли не захотел, но то и другое — жирный минус Флоресу. Понимаешь, почему?
— Если не может, дамочку завоевать, то что он вообще может? — скороговоркой выпалил Родригес. — А если он её ещё и не хочет, то что он забыл в Новом Бабилоне? Ему бы скорее владеть Свободным Содомом. Теми, кого он туда сослал.
— Вот, сам же понимаешь, — просиял повар. — А меня спрашиваешь. Верно, правителю любой земли, а уж в наших посёлках втройне, не должно показаться слабым. И все это понимают, и сам Флорес учитывает, а Рабен — хитрая лизоблюдина, так и вовсе не даёт позабыть…
— Постой-ка, — перебил Бенито, — будь добр, объясни подробнее, при чём тут Рабен. Ты его не больно жалуешь, ведь так?
Финьес сосредрточенно снял с огня одну из громадных кастрюль и подвинул на её место следующую.
— По мне, так обезглавить этого Рабена вместе с Педро — лучшее бы было решение.
— Даже так? — Родригес принял офонарелую позу. — Но за что?
— Как бы и не за что… Главное, никаких запретов явно не нарушает, бережётся, гад. — Финьес чуть не сплюнул в кастрюлю с супом, которую помешивал. — А если по сути…. Слишком много власти себе забрал. И вроде, действует в интересах патрона, но на деле пытается им помыкать.
— А сам Флорес? Не понимает?
— Да всё он понимает, просто Рабен ему покуда нужен. Некем заменить. Не всё ж ему в одиночку решать, правда? От простофили Лопеса мало толку, а больше никому патрон всё равно не доверяет. Разве, одному тебе, коммодор Родригес, но ты же, вроде, сам отказался?
И в этом Финьес прав. Отказался. Посчитал, что жизнь во дворце Флореса не позволит выполнить кое-какую миссию на Эр-Мангали. Другая это жизнь. Не та, где Бенито свободно решает, куда и зачем поехать. Не та, при которой встретят понимание его попытки просеивать ссылаемый на каторжную планету человеческий материал. Разве Флорес будет благодушно терпеть поиски героя планеты где-то снаружи его дворца?
— Кстати, — Финьес хихикнул, — в истории с побегом певички для Флореса приятного мало, но глубже всех уселся в лужу придурок Рабен. Его ведь инициатива, чисто его! Вот уж сводническая душонка! Прикинь, в тот день за ужином он Флоресу и говорит: «Скажите лишь слово, повелитель, и мои люди приведут к вам эту дерзкую дамочку». А Флорес ему так иронично да безразлично: «Ладно, пусть твои люди работают. Поглядим, как это у них получится». И вот под конец концерта являются к музыкантишкам люди Рабена…
— Да, я знаю, — кивнул Бенито, — Диас и Маданес, личные телохранители. Между прочим, мастера боя…
