Так что она дождалась, пока Сашка всем все растолкует, пока все возмутятся, выскажут свои возражения, и только тогда сказала:
— Кстати, я больше не оборотень. Вам нужно это знать.
Реакция в кают-компании была… молчаливой. Кажется, всех просто ошарашили ее слова. Молчание давило, заставляя как будто бы оправдываться, хотя Бэле и нечего было стыдиться. Она вскинула голову:
— Меня пытали. Я уже говорила. Оказывается, от этого можно потерять зверя. Я не знала. Ну вот так получилось.
Она еще хотела добавить «Сандра не успела помешать», но не стала. Получилось бы, что она выгораживает Сандру, но ведь та действительно не виновата. Так что и выгораживать не нужно.
— Да… — пробормотала Людоедка. — Я слышала о таком, но про оборотней столько всякого рассказывают…
Еще молчание. Потом — неожиданно — первым заговорил Володька:
— Слушай, ты поэтому сказала сейчас, а не раньше, чтобы никто не приставал с сочувствием?
Белка удивленно на него поглядела. Он сидел по левую руку от нее, такой же несуразный и лохматый, как обычно.
Она не смогла ничего ответить Володьке. Не то чтобы слезы подступили — какие слезы, о чем вы? Можно плакать, когда потерял любимого человека, родственника или друга. А какие слезы, когда потерял себя? Кто их будет лить-то?
Просто оцепенели мышцы лица.
— Но ведь это же ужас что! — воскликнула Катерина. — Белка, ведь…
— Цыть, — перебил ее капитан Белобрысов. Белка отстраненно отметила, что его капитанская ипостась удавалась ему все лучше и лучше. — Тогда давайте по местам. Дел невпроворот. Людмила Иосифовна, вас я попрошу напоить Сандру тем отваром, от которого она будет спать, а потом проснется здоровой. Бэла, поможешь ей? Или все-таки будешь печати рисовать?
— Печати, — хрипло сказала Белка.
Пусть будет сложная, незнакомая задача, к которой непривычны руки. Чем сложнее дело, тем меньше времени остается думать… о всяком. А красота рисовки сейчас не очень важна, Володька сам так сказал, когда они обсуждали Сашкин план.
Главное, пережить шок. От шока умирают. А она не собирается умирать. Оборотни — они живучие. Даже если Бэла больше не оборотень.
***
Золотая капля взмыла вверх — и распустилась в ночном небе над Тортугой пышным цветком. Грохнуло, бахнуло. Впрочем, никого это не разбудило: девять, десять, даже одиннадцать вечера — детское время по меркам курорта. Во-вторых, Тортуга и не думала спать. Тортуга кипела легкомысленной, праздничной жизнью: в парке все еще работали аттракционы, кроме тех, что рассчитаны на совсем уж малышей, на улицах города за воротами парка играла музыка в кафе и ресторанах, прогуливались парочки и компании…
И, конечно, не спала служба безопасности планеты, разбираясь с недавними происшествиями. Но беззаботных гуляющих это мало волновало. Они пересекли сотни парсеков по волнам опасного эфира, заплатили немалые деньги (и продолжают платить!), чтобы окунуться в сияющую атмосферу праздника, далеко от повседневных житейских забот — и намеревались черпать эту атмосферу полной чашей! Благо, ни в хлебе, ни в зрелищах недостатка не было.
Вот например, что это такое красивое, поющее и стреляющее золотыми огнями из мачты, плывет по реке? Надо подойти посмотреть… ну, если нет дел поважнее, потому что ежели ты здесь не первый день, то уже, конечно, насмотрелся на эти карнавальные имитации пиратских кораблей, которые периодически устраивают парад на местной речушке! И понятно, что ничего с нормальным водоизмещением сюда не зайдет, но смотрится красиво, огни отражаются в темной воде… а что еще надо?
Так что люди подходили к краю мощеной камнем набережной, любовались красочной иллюзией, но — без особого внимания. Целовались, перекусывали, садясь на украшенный магическими огоньками парапет, даже ныряли в речку и с хохотом вылезали обратно. А очередная развлекалочка пусть себе плывет, создавая антураж...
На это и был расчет.
Если не можешь уйти тихо — уходи громко. Весело, с музыкой, с фейерверками, с фанфарами! И тогда тебя не заметят.
В теории, по крайней мере, так. Принцип похож на знаменитую идею похищенного письма: когда что-то на виду, то тебя не замечают. Володька, когда читал про такое, всегда невольно восхищался мошенниками или вояками, что шли на такую хитрость: это какой же наглостью надо обладать!..
Очень тяжело психологически: выставляться, чуть ли не орать «смотрите, я здесь!" — и быть уверенным все это время, что сработает. Не переборщить, не пережать, не выдать себя неуместным жестом. Не привлечь все-таки к себе внимание.
В общем, тяжело плыть через весь вражеский город — а именно так его воспринимал теперь Володька Тортугу — находясь в центре сверкающей, поющей иллюзии огромного (больше стандартных размеров) пиратского галеона с туго надутыми разноцветными парусами!
Сказать, что Володьке было страшно, было все равно что назвать эфир умеренно опасным местом. Володька был в ужасе.
От его давешней эйфории не осталось и следа.
Когда обретаешь волю к жизни, появляется и неожиданная проблема: начинаешь этой жизнью дорожить. Под конец его пребывания под спрутом Володьке сделалось почти все равно — ну погибнет и погибнет, как будто это много хуже, чем тянуть эти тяжелые, серые, однообразные дни!
А теперь хотелось дышать полной грудью, хотелось пить вино, обнимать красивых девушек — даже если ограничиться только объятиями, все равно приятно! В общем, хотелось жить. Вместо этого приходилось напрягать все силы, чтобы выполнять безумный план их безумного капитана.
Потому что Сашка псих, в этом Володька теперь был уверен. Причем опасный. И опасный именно тем, что когда он на тебя посмотрит, улыбнется и хлопнет по плечу, ты как-то незаметно попадаешь под его обаяние и начинаешь делать, что он просит…
— Йо-хо-хо! — в очередной раз заголосила Катерина.
Звуковые печати, нарисованные всем миром и наспех проверенные Володькой, подхватили Катеринин голос, исказили, умножили и понесли над рекой.
Одновременно с ней те же звуки повторил, словно болванчик, здоровущий чернобородый пират с деревянной ногой, который занимал весь полубак. С берега видно было только этого пирата; Катерину скрывал бочонок из-под меда, на который и были нанесены руны, поддерживающие иллюзию.
Бочонок был маленький, Катерина еле уместилась в нем, еще жаловалась, что сидя петь тяжело. А кому легко-то? Зато пират получился здоровый, чуть ли не трехметровый. Ничего, с берега в самый раз...
Издав пиратский хохот, Катерина запела песню на испанском из своей песенной тетрадки, которую они условно сочли пиратской (слова там повествовали о девушке, которая не дождалась жениха с моря, а потому решила нанять корабль и сама отправиться куда глаза глядят на поиски приключений). Однако благодаря печатям казалось, что поют эту песню несколько голосов…
Нет, ладно, не несколько. Все-таки Володька не был настоящим звуковивком — скажите спасибо, что, благодаря его художественным талантам, визуальные иллюзии получались достоверно! Но все-таки создавалось смутное ощущение, будто, во-первых, поет не женщина, а мужчина, пусть и с высоким голосом, а во-вторых, что на подпевке как раз женский хор.
Вода — отличный отражатель, и такая акустика, как сказала Катерина, улучшает любой голос и поддержит любую иллюзию. Только на это надеяться и оставалось.
И лучше не спрашивайте, чего это стоило Володьке! Легко ли — поддерживать столько печатей, что на корабле не остается живого места?
Правда, это не считая усилителей для левитационных печатей, которыми занимается Сашка…
Сейчас с Володьки пот лил настолько, что, наверное, мог бы поднять уровень воды в реке и решить проблему "Блика» с осадкой сам по себе. Очень много сил отнимала иллюзия такого объема и мощности, да еще и на открытом воздухе, где чуть зазеваешься — и твои наработки развеет ветер! Это вам не холл казино, где Володька многое мог оставить на самотек и только время от времени подпитывать печати своей силой. Здесь поток энергии нужен был постоянный, причем в таких объемах, что Володька опасался свалиться как бы не в худшем состоянии, чем Сандра. Даже при том, что часть иллюзий он замкнул на Катерину: у нее резерва было поменьше, но что делать?
