широкий обиход началась новая страница покорения космоса, а естественные червоточины нанесли на звездные карты как потенциально опасные объекты и наказали облетать их стороной.
А мы сунулись прямо в нее, на разваливающемся судне и в компании неизвестного, который тащил наш катер в сцепке.
– Зато “чайки” остались без добычи.
Отчего-то меня этот факт радует недостаточно сильно.
– Борт три ноль три, – оживает консоль связи, и в этот раз я даже не вздрагиваю. Кажется, способность пугаться отправилась в глубокий обморок. – Доложите обстановку.
– Системы жизнеобеспечения работают на шестьдесят процентов мощности, включен режим экономии. Прыжковые двигатели не работают, системы внешнего наблюдения не работают, искусственная гравитация отключена, функционируют два из четырех маневровых двигателей.
– Груда металлолома, – резюмирует невидимка на соседнем катере. – У этой червоточины три известные точки выхода, ближайшая через десять минут. Перемещайтесь к шлюзу, как только нас выплюнет, эвакуируетесь. Оставаться на вашем корыте – самоубийство.
Червоточина не “выплюнула” нас ни через десять минут, в первой точке, ни через сорок во второй… Третья известная точка выхода тоже перед нами не открылась. Зависнув в шлюзовом отсеке в легком скафандре в ожидании неизвестно чего, я уже даже не в состоянии бояться. Отупляющая усталость наваливается тяжелым одеялом, и если бы не невесомость, я бы стекла по стенке на пол, наплевав, как это выглядит.
А так мы парим безвольными медузами, которых несет течение в неизвестность, без возможности хоть что-то изменить и на что-то повлиять. Чудовищная беспомощность, рядом с которой все, что я переживала раньше. терялось и превращалось в мизер, не стоящий внимания.
От тревожного мигания светильников мутит, от воя тревожной сигнализации раскалывается голова, и хочется, чтобы все это закончилось, хоть как-то закончилось.
И вдруг пространство сжимается в точку вместе со мной, пилотом, катером… И я понимаю, почему это называют “червоточина выплюнет”.
По ощущениям нас именно выплевывает, причем предварительно пережевав.
– Все, перебирайтесь ко мне, – слышу сквозь шум в ушах, но уже не понимаю, не мерещится ли мне. Мир вокруг гаснет, а я соскальзываю в спасительное беспамятство.
Прихожу в себя от того, что кто-то довольно бесцеремонно тащит меня на плече. Перед глазами маячит стандартный легкий скафандр, иногда мелькают серые плитки пола… Тошнота накатывает с новой силой, я судорожно дергаюсь, потому что скафандр все еще на мне, даже лицевой щиток не сдвинут, и идея очистить желудок в таком положении кажется совсем уж сомнительной.
От резкого изменения положения тела в пространстве голова идет кругом, и я не сразу обращаю внимание, что с пилотом мы больше не одни, а обстановка довольно напряженная. Рубка абсолютно идентичная той, в которой я недавно обреченно наблюдала за приближением “чаек”, только свет горит ровно, не мигает, системы работают бесшумно, как и положено в штатном режиме, и не слышно тревожных сигналов систем.
А главное – пополнение нашего крошечного экипажа.
Он сидит в кресле первого пилота, настолько естественный на этом месте, что кажется странным, почему раньше я этого не замечала. Лиам, нагловатый стюард, мишень для обстрела глазами женской половины обслуживающего персонала и некоторых пассажирок… Или нет?
Тяжелый взгляд, жесткая складка у губ, отсутствие привычной усмешки… И странно помятое и поплывшее лицо, словно червоточина прожевала его в буквальном смысле. Передо мной незнакомый и откровенно жутковатый мужчина, который сверлит взглядом “моего” пилота.
Я замираю на месте, не понимая, что происходит, и куда бежать. Молчание тревожной сигнализации и ровный фоновый шум двигателей за переборками успокаивают, но это единственный плюс ситуации, в которой мы все оказались.
– Только то, что мы темная материя знает где, спасает твою жизнь, – медленно говорит Лиам, не отрываясь от пилота. – Я бы с удовольствием выбросил тебя в открытый космос за твои подвиги.
Пилот смотрит исподлобья, напряженный, готовый в любой момент броситься в схватку.
– Не понимаю, какие ко мне могут быть претензии со стороны человека, которого я вижу впервые, – твердо отвечает он, но следующая фраза заставляет треснуть стену его самообладания.
– Да неужели, Э-эрик? – издевательски тянет Лиам, а затем рявкает: – Назови свой номер, объект!
Впервые вижу, как человек буквально спадает с лица. Пилот отшатывается, рука его непроизвольно дергается к лицу, и голос, когда он заговаривает, подводит:
– Я не…
– Не устраивай цирк, я в курсе, кто ты, откуда и на кого работаешь.
А вот я нет, и не прочь узнать, чтобы получить хоть какие-то ориентиры. Сейчас у меня чувство, что я все еще болтаюсь в невесомости, не понимая, где верх и низ, только теперь исключительно морально.
– Может, тогда назовешься первый? – огрызается пилот, а Лиам только мрачно усмехается.
Мой привычный мир продолжает разваливаться на части, потому что он вдруг впивается пальцами в лицо… И медленно стягивает его, после чего с явным удовольствием растирает кожу.
– Под этой штукой все зудит, – поясняет Лиам, заметив мою отвисшую челюсть.
Но вовсе не использование силиконовых накладок меня поражает – что-то я слышала о таких штуках, их широко используют в голофильмах, и не только – а то, что открывшееся истинное лицо фальшивого стюарда мне знакомо. И это напрочь выбивает почву из под ног.
Очередной привет из прошлой жизни, которых стало подозрительно много. И как этому “привету” смотреть в глаза после того, что я умудрилась на эмоциях в свое время натворить, совершенно непонятно.
Впрочем, сам Лиам – или как там его на самом деле? Я же тогда, семь лет назад даже не удосужилась спросить! – такими вопросами, очевидно, не заморачивался. Все его внимание направлено на того, кого он называл Эриком. И после такой наглядной демонстрации возможностей современных средств маскировки я готова в это поверить.
– Ты! – выдыхает “Эрик” и подается вперед, сжимая кулаки. – Предатель!
– Не человеку, готовому взорвать корабль с сотнями гуманоидов на борту, меня судить, – жестко отвечает Лиам, а я все-таки сползаю по стенке на пол. Взорвать? Корабль?
В голове не укладывается.
“Эрик” молчит, и если бы взглядом можно было убивать, то Лиама бы уже испепелило. Но тот невозмутимо восседает в пилотском кресле с видом хозяина положения, и “Эрик” сдается, выдавливая непонятное:
– Два-Шесть.
– Ага, – кивает Лиам, явно поняв больше меня. – Логично, это решение можно понять.
Потом жестом останавливает пытающегося что-то сказать “Эрика”, и переключается на более насущные вопросы, словно и не было этого
