— Что глупо? — переспросил Загорский. — Не хочется копать, да?
Объяснялись на немецком языке — Николай знал его лучше, чем английский.
— Глюпо сидеть на этом безлюдном светиле, когда там, у самого моря — роскошная вилла, шикарное авто… яхта… и элегантные женщины… любящие повеселиться. Вы каких любите — толстых или тоненьких?
— Фу, противно слушать! И как вас, таких циников, только земля держит? — простодушно удивлялся Николай, работая за двоих. Канава уже была вырыта до колен. — Ну, скажите, зачем вы нужны? Ни материальных, ни духовных ценностей вы не создаете!
Дик ходил, как по раскаленной сковородке. С одной стороны его припекало Солнце, а с другой — донимал холод. В его скафандре, как видно, испортился обогреватель. Вот и приходилось все время поворачиваться то туда, то сюда.
— Суть жизни, мистер Загорски, не в том, чтобы создавать, как вы говорите, материальные ценности. Для этого есть другие, множество других… Суть в том, чтобы пользоваться этими материальными ценностями! Не возражайте: я заранее знаю, что вы скажете: «эксплуатация человека человеком» и тому подобные громкие слова. Но если бы вы серьезно вдумались в историю человечества, то увидели бы, что вся она — борьба за перераспределение материальных благ. Возьмите все восстания, революции и войны со времен Римской империи. Разве рабы восставали не для того, чтобы захватить себе богатство? А французская революция — разве у нее были не те же идеалы? А что говорит ваша, коммунистическая библия? «Пролетариату нечего терять, а приобрести он может все». Приобрести!
— Вы, я вижу, теоретик! — перебил его Загорский. — Жаль только, что «философия» ваша волчья, «Homo homini lupus est»[3] — вот ваше кредо. И где уж вам понять марксизм и идеалы социалистической революции, которая не заменяет одного эксплуататора другим, а уничтожает всякую эксплуатацию!
— Ах, что вы там, коммунисты, ни говорите, а богатым быть лучше, чем бедняком! И патриции, и плебеи, и рабы, — всех унесла смерть. Но патриции ели из серебряной и золотой посуды, купались в мраморных бассейнах, а плебеи и рабы гнули спины под тяжкой ношей жизни.
Загорскому, видно, надоело слушать это философствование, он перестал отвечать и молча налегал на лопату. «Солнце ходит все ниже, — тревожился он. — Удастся ли стартовать до наступления ночи?» Теперь уже он жалел, что их ракета такая громадная…
— И все-таки глюпо, мистер Загорски…
— Идите лучше вот покопайте, Дик!
— Не хочу!
— Что? — выпрямился Загорский. — Отказываетесь?
— Да.
— Что же вы предлагаете? — сдержанно спросил Николай. — Может быть, есть какой-то иной способ вернуться на приморскую виллу?
— Конечно, есть! Только выслушайте меня спокойно… быстро заговорил Дик. — Дело в том, что нашу аварию, безусловно, заметили наблюдательные пункты. И я уверен, что сюда прибудет вторая наша ракета! Она уже готова. Вскоре надо ожидать…
— Ну и хорошо, — перебил его Николай,
— Но хватит ли нам кислорода… на всех?
— Вот это уже вопрос! — добродушно сказал Николай. — Через сколько часов может прибыть ваша ракета?
— Кто же знает…
— Ну, так нечего на нее и полагаться, надо копать!
— Чепуха, мистер Загорски. Я вижу, что из этого ничего не выйдет. Но я знаю и другое. Будь нас не пятеро, а двое, то кислорода хватило бы…
— Если бы да кабы…
— А раз нас пятеро, то всем, очевидно, придется погибнуть. Разве это не глюпо? А ведь этого можно избежать…
— Как же это? — удивился Николай.
— А вот как. Плугарь уехал… Они могут и не вернуться. То есть я хочу сказать… — Дик говорил паузами, словно взвешивая каждое слово,
Загорский отставил лопату.
— Что, что?
— Мы переживаем с вами, мистер Загорски, очень важный, я бы сказал, фатальный момент, — вкрадчиво зазвучал голос Дика. — Вы правы: виллы, женщины и все прочее — это, конечно, чепуха. Есть материя высшего порядка! Мы стоим на грани гибели — вот почему я буду откровенен и расскажу вам то, чего при иных обстоятельствах не рассказал бы… Так вот… самое высшее, самое важное на земле — это организация общества, его существования и производственной деятельности. А для этого нужна крепкая, стальная власть над людьми!
Радист насторожился. Оказывается, его собеседник не такой уж наивный буржуа, каким вначале прикидывался. В его словах, в тоне, каким эти слова были произнесены, чувствовалась какая-то злая сила, зловещий заряд энергии.
— А при современном развитии науки и техники, — хладнокровно продолжал Дик, — власть умножается, усиливается в сто, в тысячу раз! Представьте: будь у Цезаря радио, реактивные самолеты!.. Будь у него вся та техника, которая служит сейчас для поддержания порядка в обществе… вы меня понимаете?
— Не совсем, — ответил Загорский.
— Так вот: я возглавляю самую мощную в мире монополию. Капитал ее превышает бюджеты некоторых крупных государств… Я устанавливаю на биржах погоду, уничтожаю, поглощаю конкурентов, поручаю формировать правительства и, если они не удовлетворяют нас, прогоняю их. Моя монополия — это подлинная империя, которая захватила в свою орбиту полмира. Но…
— Но… не можете проглотить?.. — перебил Николай.
Дик махнул рукой, сжатой в кулак.
— Не то, Загорски. Я не акула, чтобы только глотать. Это примитив. Мне надоело быть закулисным режиссером… Я хочу выйти на авансцену. Выйти и… показать себя!
Загорский смотрел на босса с настороженным любопытством. Этого небольшого человека, скрытого скафандром, видимо, распирала фанатическая жажда власти — открытой, ничем не замаскированной. Что-то в нем было опасное и вместе с тем — жалкое. На фоне благородного тела «Ракеты» и сурового лунного пейзажа эта суетливая фигура в скафандре, размахивающая кулаком и сыплющая короткими радиоволнами, казалась до смешного нелепой, мелкой. Но как хищно поблескивают очки его шлема! Как угрожает он Земле!
— Моя экспедиция на Луну — это завершающий этап в осуществлении величайшего плана… Мы установим здесь атомные батареи, и Земля заблестит на перекрестке прицела!
— А что если она все же не испугается?
— Достаточно будет раза два полоснуть… и непокорные покорятся. Не подумайте. Загорски, что это фантазия одного человека. Совсем нет! Это подготовлено развитием исторического процесса. Современному капиталу тесно в национальных рамках, он давно их поломал, и теперь остается только юридически закрепить то, что уже существует на деле: создать сверхнациональную власть…
— Кое-кто уже претендовал на мировое господство, — иронически сказал Загорский.
