мне дофени.
Отработали на ура. Я и сам доволен, набрал кучу очков в игре. Народ уходит на большую перемену. У них обеденный перерыв. Кто–то ест прямо за партой, принесённое из дома, другие идут точить на школьный газон. Третьи в столовую.
Решил тоже в столовку сходить, у меня квота на учительский обед.
Только намылился, Асука сбоку подошла и прямо ляжки голые упёрла хорошие, тугие в столешницу. Как раз у руки моей лежащей. Юбку к сиськам задрала так, что ещё сантиметров пять, и трусы снизу покажутся. Поэтому у края стола кожа нежная с голых бёдер так в глаза и бросилась.
Поборов порыв просунуть между бёдер руку, с трудом поднял глаза на девку, практически нависшую надо мной.
И понял, что она меня рассматривает. Так–то она кобыла крупная по сравнению с другими ученицами. Мне самый раз.
— Чего тебе? — Поинтересовался, вдыхая аромат её сладеньких духов. И любуясь миленькой мордахой.
Мяться начала, чуть отстранившись. Но заговорила вскоре быстро с глазами в пол:
— У нас шестым уроком тренировка. Мы ставим номер, и нам бы не помешало ваше мнение, как сотрудника из министерства.
— На уличном стадионе?
— Угу, — закивала живенько.
— Ладно, приду, — отвечаю и вылавливаю сияние.
Разворачивается к подружкам. И с прискоком мчит прочь, по пути они ещё шепчутся там, как милые девочки. Или милые змейки.
Сравнивая три задницы, которые оказались у меня в одном кадре, я пока даю флаг первенства именно Асуки. В том числе и по степени разврата. Сзади юбка ещё короче кажется, чем спереди, за счёт торчащих булок, на которых она частично лежит. Мать моя, женщина. При ходьбе ткань прыгает, обнажая низ упругих ягодиц, улыбающейся попки, стянутой трусами, резинка которой не продавливает кожу.
Разве девка с такой шикарной задницей может быть злой?
В столовку пошёл разведать. А точнее на запах. Очередь большая на раздаче, обошёл всех деловито.
— А ну подвинься косоглазый, — рыкнул на одного тощего, сдвигая его поднос.
С другой стороны девка лет шестнадцати бойкая на вид возмутилась было. Но увидев меня, раскраснелась вся и заулыбалась себе под широкий приплюснутый носик.
— Что посоветуешь взять, крошка? — Решил с ней заговорить, нависая тенью.
Стала просто показывать, губки сжав и глазки пряча под длинной чёлкой. Какие–то все здесь застенчивые излишне. У меня в Оазисе местные барышни тоже такие, хрен до свадьбы сиську покажет. А в гареме запретного города — до постели тоже и не мечтай.
Это дисциплинирует. Даёт прочувствовать другую крайность. Но чаще я срываюсь на остров, где у меня со всей галактики пять самых лучших малышек живут.
Соскучился я уже по своей кошечке Эмилии, да и по другим принцессам с гарема. А они вряд ли.
И всё потому, что течение времени там идёт медленней относительно всей галактики. То есть, гуляя год по секторам империи, я вернусь в Оазис, а там пройдёт всего–то месяц с момента моего убытия. Но день пребывания в Оазисе стоит мне нескольких недель отсутствия в Империи. Вот такие вот чудеса.
Но сейчас не об этом!
Набрал всякой дряни на поднос, на кассе заворчали, пришлось доплачивать фантиками. За столом отдельным устроился, везде надкусил, вылавливая со всех сторон взгляды. Вышел воздухом подышать, заметил, как белобрысый на задний двор шурует.
Захотелось проучить петуха, и я пошёл за ним.
Повернул за угол здания, зацепив взглядам и стадион, надо признать солидный и обособленный забором. К пустырю, обрамлённому зданием, с помойными баками вышел. А там уже целая тусовка из хулиганья.
Поставили в ряд трёх школьников помладше и трясут их. Один с галёрки уже пачку местных денег пересчитывает, другой бутерброды жрёт с наглой рожей и плюётся крошками на головы бедолагам. Белобрысый бугай подошёл, ему долю отчисляют. Ещё двое курят, посмеиваются, замахиваются на ботаников шугая.
Подхожу ближе, перекрывая путь на выход, теперь только если через помойные бочки начнут прыгать.
— Ну что коты помойные, есть чё пожрать? — Окликаю.
Разворачиваются резко, смотрят ошалело, курево побросав вонючее. Прячут честно нажитое, жмутся. И только белобрысый ухмыляется.
— Господин учитель, и не страшно вам сюда соваться? — Выдаёт. — А то вдруг из помойки на голову что–то тяжёлое упадёт. А мы все подтвердим, что вышла случайность. Шли бы вы отсюда.
— Это ж министерский, — зашептали ему.
— Да плевать, у меня папаша главный прокурор Осаки, — хвалится белобрысый.
Редко так со мной аборигены разговаривают. Тянусь схватить, чтоб за хвост и об стенку. А этот резко хук слева выстреливает вполне профессионально. Вот это поворот!
Не успеваю подумать, тело само действует! Резко подныриваю и снизу в челюсть руку выбрасываю. Бах! И белобрысый плашмя падает, как срубленный. Хотя я спохватился под конец и силу не вложил.
Ха! Вот это Репитеры наградили. Аж, запрыгал на месте от радости, но вовремя опомнился. Здесь же аборигены.
Дружки в разные стороны отпрыгивают, давая туше спокойно упасть на бетон.
— Каковы друзья, — посмеиваюсь и надвигаюсь на толпу. — А ну в шеренгу становись, обсосы. И вы тоже, ботаники. Всю добычу мне сюда. И свои фантики тоже давайте. Да поживее. А ты, иди белобрысого обыщи.
— Может ему нужна помощь, господин учитель? — Завыл один из ботаников.
— Тебе больше всех надо, задохлик? — Кошусь на него и объявляю. — Отныне, пятьдесят процентов добычи мои. А сегодня штраф, за то, что без моего ведома промышляли, придурки. Вопросы⁈
Стоят перепуганные, глазами хлопают. На своего лидера, лежащего без чувств, смотрят с ужасом.
— Шевелитесь!
Засуетились, стали свои пожитки отдавать. Карманы начал выворачивать и подзатыльники давать хитрецам.
Собрал дань. Пересчитал купюры.
— Это мне на стриптиз–клуб и проституток. Кто проболтается, язык вырву.
— А с Джуном что делать, господин учитель? — Интересуется его дружок. — Ему бы медпомощь…
— Да
