Несмотря на двойную трагедию в семье, Валд жёстко взял себя в руки и понял: хочешь встретить старость спокойным за неё — надо вплотную взяться за правильное воспитание младшего. И он взялся. Прочитал учебники по научно-популярной педагогике, раскинул мозгами сам, принимая во внимание жизнь вокруг, и засучил рукава. Из учебников по педагогике, доступных пониманию не совсем рядового полицейского, он выделил главное: в идеальной семье воспитание ребёнка до четырнадцати лет — это жёсткий диктат со стороны старших. Это точный расклад, что хорошо, а что плохо. Это жёсткое, на уровне рефлексов ограничение, что можно, а что нельзя, с раннего детства, чтобы потом, уже взрослым, человек легко и свободно плавал бы среди этих ограничений, не замечая их.
Валд пренебрежительно отнёсся к тому, что учебник рассчитан на учителей, и тезис касается воспитания в школе. Он взял этот принцип на вооружение для домашнего воспитания. Только слегка расширил его. Он увеличил возрастной ценз до семнадцати лет и взял сына в ежовые рукавицы. Разве что не лупил. Живя в довольно благополучном городском районе для граждан среднего достатка, тем не менее он каждый день провожал в школу сына и встречал его после учебного дня, а заодно его одноклассников и друзей, которых знал всех по именам. После школы он делал с сыном уроки, вместе с ним проходя заново всю школьную программу, и обучал его всему тому, что знал сам, как полицейский. Мать не вмешивалась в воспитание младшего. Она чувствовала вину, что не выжили двое старших, что она не сумела справиться с ними одна, пока не было отца.
Ущербным Эрик себя не чувствовал. Если сначала его пытались поддразнивать в школе излишней заботой отца, то вскоре поняли, что к Эрику слова «излишняя забота» не относятся. Бокс, восточные единоборства, навыки следопыта и аналитика — всё это делало фигуру Эрика в школе слишком сильной, чтобы к нему можно было подступиться с детскими дразнилками. Да и сам Эрик чувствовал себя слишком взрослым, чтобы поддаваться на обычные детские провокации.
На семнадцатилетие Валд Кроу подарил сыну байк и, метафорически выражаясь, распахнул перед ним двери в огромный мир.
— Ты вырос. И ты не дурак. Сумеешь совладать с этим миром и с собой. Иди. Больше я не собираюсь нянькаться с тобой.
Эрику понравилось главное — «совладать с миром». Но высказанное словами — одно. Другое, что воспитание отца было вложено с небольшим нюансом. Эрик принял позицию отца. Ведь, воспитывая в сыне ум и силу, отец и неосознанно, и сознательно напоминал сыну о погибших братьях, их слабости в этом мире.
Практически позиция и место Эрика в мире стали выглядеть так.
Он вывел байк на улицу и огляделся. Следуя примеру отца, сначала он взял под крылышко двух соседей-сверстников, у которых тоже были байки, но ещё был реальный страх перед местными и соседними мотобандами. Поняв, что он никого, беря за глотку, не впихивает насильно в свою компанию, но есть возможность получить защиту, к ним вскоре присоединились ещё трое.
Эрик продолжал учиться в школе, а заодно на практике постигал азы будущего руководителя. Где силой, где хитростью он расчистил свой микрорайон от тех, кто пытался был единоличным диктатором округи. Его собственная компания так и осталась компанией: на главарей и подчинённых деления не было.
Было главное мерило — интеллект. И только потом — сила.
Поступал Эрик в университет с половиной состава своей компании.
Два года работы после университета — на основу для своего личного дела. Аналитики нужны везде. Первое дело было ему поручено человеком, чья вроде как неуправляемая внучка аккуратно была принята в мотокомпанию, практически приручена и пристроена к делу. После успешного выполнения первого «взрослого» задания Эрик получил протекцию и возможность расширить дело.
Понадобилось два года, чтобы его фирма стала известной, как умеющая беспроигрышно вести дела любой сложности. Заказы на аналитику посыпались регулярные. Теперь Эрик мог себе позволить расширение дела. Появились чисто детективно-розыскные отделы. А также необходимые для того, чтобы справляться с любыми затруднительными ситуациями заказчиков своими силами.
А Эрик, словно опытный коллекционер, продолжал набирать людей. Он ценил мозги и умение пользоваться ими. На каждой человеческой планете Содружества у него обязательно имелся свой человек, который умел работать со слухами и сплетнями, не попадавшими на экраны вирт-космосети. Поэтому он был в курсе всего.
Лора поразила его воображение лёгкостью порхающего мотылька, когда он впервые разглядел её на балу.
Она поразила его воображение, когда всё тем нежным мотыльком взяла в руки браунинг и одним движением показала, что не понаслышке знакома с оружием.
Потом она поразила его воображение, когда он понял, что вся работа с немощным мужем оказалась на её плечах. Даже самая грязная.
И с каждым разом, когда он её видел, странная, томительная игла всё глубже и глубже входила в его впервые растревоженное сердце.
Подруги по жизни у него были. Но ни в одной он не видел жены.
Он разом, ещё ничего не зная о ней, увидел свою жену в чужой, принадлежащей другому мужчине женщине, и осторожно подбирался к ней.
Он видел этих двоих в романтичном свете: два голубка прижались к оконной раме во время грозы, обрушившей на них сильнейший ливень. Причём недавно слабейший своими крыльями закрывает второго.
Но игла всаживалась всё глубже и больней.
Именно эта игла заставила его сказать всем лишь поверхностную правду о реальном положении дел.
Он сказал ей и её отцу, что и-морги хотят добраться до главных героев инцидента на прогулочном лайнере.
Голая правда состояла в следующем: будучи истинными психопатами, и-морги вычислили единственное, что соединяло и ненавистного им уиверна, с которого началась для них трагедия на человеческом празднике, и его, Эрика, который вроде как поставил в этой трагедии жирную точку, а сейчас выяснилось, что это была не точка, а всего лишь многозначительное многоточие.
Идефиксом и-моргов стала Лора. В их воспалённом воображении именно она стала целью и жертвой. Ведь с неё всё началось. И вся ненависть и-моргов, как расы, сосредоточилась на маленькой женщине.
С момента как аналитики Эрика начали сообщать о странной активности в среде киллеров и наёмных профессиональных военных убийц, Эрик немедленно сел за вирт и сам окунулся в мир космосети. И выяснил, что все нити этой странной активности ведут к Лоре. И сразу бросился ей на помощь.
В её дом он взял тех, кто не обеспокоил бы её своим видом и присутствием, — ребят, знакомых ей по лайнеру.
И теперь он сидел и с нетерпением ждал звонка от Монти. Его ребята бесшумно и почти незаметно для глаза, непривычного к такому действию, быстро устанавливали повсюду камеры слежения, а заодно проверяли дом на предмет проникновения в него. Сначала Эрик хотел спрятать Лору туда, где ни один киллер до неё не дотянулся бы. Он даже хотел использовать плачевное состояние её мужа как предлог, чтобы спрятать Лору на Уиверне, пока он разбирается с её врагами. Но теперь медленное угасание Эмиля оказалось не просто предлогом.
Самое последнее дело — связываться с делом, в котором присутствуют такие действующие лица, как наёмные убийцы. По последним данным его аналитиков, выходило, что и-морги обратились к одному из так называемых злых гениев (из людей) — тайных руководителей делами, которые не то что не вызывают одобрения Содружества, но и резко противоположны основным принципах, на которых строятся межпланетные отношения.
Эрик знал трёх таких гениев. Дела в его фирме велись на всех троих, поскольку опять-таки действовал принцип: врага надо знать в лицо. Определить, к которому из них обратились и-морги, трудно. Если его ребята, да и он сам сразу определили, что его жертвой станет Лора, то все нити, ведущие к гению, организовавшему её убийство, были слишком тонки, а то и расплывчаты. Эрик подозревал ещё, что сей злой гений позаботился создать эти нити — ко всем троим, чтобы запутать потенциальное расследование.