Женщина зарыдала сильнее и наконец позволила вывести себя из помещения…
…– Харнэйлан, я сделаю все возможное и невозможное, чтобы Идрис вернула себе былую красоту. Вот увидишь, возможности моей клиники поистине безграничны. Мы недаром являемся номером один в области пластической хирургии во всей Вселенной. Но… Пластическая хирургия может вернуть прежний облик. Или даже сделать его еще краше. Но она не может вернуть утраченное здоровье…
Тот же представительный мужчина в халате поверх костюма, что поддерживал рыдающую женщину, стоял сейчас в непосредственной близости ко мне. Я четко видела тщательно причесанные темные волосы на его макушке.
Его собеседник стоял ко мне в профиль, внимательно уставившись на все ту же медицинскую капсулу. Орлиный сухой профиль, идеальная стрижка на темных жестких волосах, седые виски, шикарный серо-стальной костюм-тройка. Властностью и деньгами от него разило словно дешевым одеколоном от соискателя вакансии грузчика. Я поежилась. Этот персонаж внушал мне безотчетный ужас.
Мужчина медленно кивнул:
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, Элдрон. Мне жаль, что все так сложилось. В некоторой степени я виноват в случившемся – не смог обеспечить обещанную безопасность. И я бесконечно признателен твоей дочери. Я не отказываюсь от своих слов. Когда Идрис окончательно выздоровеет, наши дети поженятся. Что касается здоровья Идрис… Будем решать проблемы по мере их поступления. Возможно, мы зря заранее паникуем. Я понимаю, что ты медик. Но все же, прости друг, ты – пластический хирург, а не токсиколог. И не можешь заранее сказать, будут ли последствия отравления продуктами горения или нет.
Мужчина повернулся лицом ко мне и своему собеседнику. И я невольно вздрогнула. Слишком уж знакомым оказался это высушенный временем образ. Я тяжело сглотнула. Нельзя сейчас об этом думать! Тот тип в сером костюме прав – проблемы нужно решать по мере их поступления.
– Харнэйлан, ты знаешь, я тебя уважаю за честность и принципиальность. Но, прости, сомневаюсь в твоем сыне. О нем ходят не очень-то приятные слухи. Примет ли он Идрис в качестве супруги? Особенно, если выяснится, что последствия отравления все же не удалось устранить. Не пойми меня неправильно: я и так уже наделал слишком много ошибок, и едва не потерял единственную дочь. Для жены будет настоящим ударом, если Идрис будет несчастна в супружестве.
Властный тип в сером костюме неприятно оскалился:
– Не волнуйся, Элдрон. С твоей дочери будут пылинки сдувать. У нее будет все, что она пожелает.
Я не видела глаз несчастного отца неведомой мне Идрис. Но почему-то была уверена, что Харнэйлан его не убедил…
…– Отец, я против твоей затеи!
В этот раз у меня почему-то не получалось увидеть тех, кто спорил рядом со мной. Словно я лежала лицом к стене, и не имела сил повернуться на другой бок. Или хотя бы на спину.
– Нам нужна сеть клиник семьи дер ви Флер! Поэтому твое мнение мне не интересно! Послужи хоть раз интересам семьи! Нам очень нужно что-то, что поспособствует занятиям благотворительностью! – По голосу я определила, что один из спорщиков – это тот самый тип с седыми висками. – ты только представь, сколько можно сделать благодаря таким клиникам! Возвращение облика пострадавшим при пожарах и взрывах! Восстановление после производственных травм за наш счет! Да даже десяток таких операций в год заткнет рты самым недовольным!
– Ты можешь хоть раз подумать о чем-то другом, кроме политики? – Собеседник типа с седыми висками явно злился. Даже не так, он бесился. Но ничего не мог сделать. – Ты соображаешь, на что обрекаешь девочку? Ты понимаешь, что ви Флер останется без наследника?
Почему-то у меня возникло ощущение, что Властный отмахнулся:
– Что-то придумаем. Главное, ты не забывай про ее постель.
В помещении раздался отчетливый скрип. Кажется, кто-то решил уменьшить количество зубной эмали во рту.
– Ты не забыл, что я наконец-то обрел свою пару?!
– Сам сказал, что девчонка погибла. Так что просто не забывай о том, что ты женат. А специальные препараты помогут тебе удовлетворить твою жену, даже если она тебе не пара!
– Великий космос! – В голосе собеседника Властного отчетливо слышалось презрение и горечь. – Как мама с тобою только жила? Ты же кроме политики и власти больше ни о чем не способен думать!
– Оставь в покое свою мать! Я все делал для того, чтобы она была счастлива!
– Конечно. Наверное, именно от большого счастья она так рано умерла!
От глухого звука удара я даже дернулась. Безумно хотелось увидеть, что там происходит. Но вместо этого услышала только полное презрения и яда:
– Щенок! Не тебе меня судить!..
В перерывах между погружениями в свой жаркий ад, просмотрами или, вернее, подсматриванием картин чужой жизни и прислушиванию к чьему-то тихому плачу, я печально размышляла о том, где я. Кто такая неведомая мне Идрис. И каким боком меня касаются все те сцены, которые я нечаянно подсмотрела. Ответа на множество своих вопросов я так и не находила. Наоборот, вопросов становилось все больше и больше. Пока однажды я не выплыла из жаркой тьмы только для того, чтобы увидеть лицо склоненного надо мной Элдрона. От его слов я вздрогнула:
– Пора. Сейчас или никогда. Боги, помогите мне!
На этот раз все было как-то странно. Я отключилась, словно по повороту тумблера. Вот только что смотрела на Элдрона и собиралась задать вопрос. А уже в следующую секунду все словно отрезало. Но осознала я это только тогда, когда вновь обрела способность размышлять. И тогда же вернулась боль. Хотя, правильнее будет сказать не вернулась, а пришла. Потому что то, что я испытывала до беспамятства, было только небольшими болевыми ощущениями. В этот раз же все было серьезно.
Вместе с возвращением сознания на мое несчастное тело накинулись миллионы невидимых термитов. И вгрызлись в меня. В каждую мою клеточку. Впрыскивая свой кислотный яд. О! Как же мне хотелось вскочить, стряхнуть с себя этих тварей, заорать от невыносимой боли, и топтать, топтать, топтать проклятущих насекомых. Впрочем, судя по всему, термиты существовали только в моем воспаленном воображении. Я уверена в этом. Просто не хочу думать, что всхлипывающая поблизости женщина не увидела бы их, не стряхнула с меня. Не может незнакомка быть настолько жестокой, чтобы молча наблюдать за чужими мучениями.
Еще одной моей проблемой была странная неподвижность. Я все слышала. То есть слух и обоняние работали. А вот увидеть уже не могла. Потому что веки были словно чужие. Как ни силилась я, я не смогла открыть глаза. Тело попросту отказывалось повиноваться моим желаниям и потребностям. Не смогла шевельнуть ни кончиком пальца, ни губами. Все, что мне оставалось, это молча и слепо страдать от боли, прислушиваясь к тому, что происходило поблизости. Принюхиваясь к витающим вокруг ароматам.
Ароматы, надо сказать, меня окружали примечательные: ни одного знакомого. В воздухе разливался тончайший искристый аромат, напоминавший мне одновременно морозное утро, воздух над горной рекою (у меня в квартире был похожий ароматизатор воздуха), какие-то невиданные цветы и брызги дорогого шампанского поверх всего этого великолепия. Далеко не сразу, но я все же поняла, что улавливаю аромат духов той, что сидела неподалеку от меня.
Еще аромат духов очень часто перебивал холодный запах озона. Словно время от времени в помещении разражалась бесшумная гроза. Еще немного пахло какой-то химией. Но этот запах был такой тонкий, что почти терялся в озоне и духах. И совсем не доставлял дискомфорта.
Тишину рядом со мной разбавляли только редкие тихие всхлипывания плачущей женщины, ее быстрое неглубокое дыхание и какое-то едва уловимое жужжание. Настолько тихое и тонкое, что сколько бы я ни прислушивалась, так и не смогла понять, что это такое. Неужели муха? Нелепость какая! Особенно учитывая, что жужжание мелкого насекомого человеческое ухо улавливает очень редко. Насекомое должно крутиться совсем уж в непосредственной близости от уха, чтобы его можно было расслышать. Ну не может же надо мной летать муха? Я ведь пока не труп…
