В небе вместо номера появилась громадная надпись: Желание клиента – закон, чего бы он ни пожелал. И пятьсот обнаженных парашютисток посыпалось с неба.
В тот же момент пляж исчез, и они оказались на лугу посреди стада коров.
– О Боже! – сказал Зафод. – Спятить можно!
– Ты все о том же? – спросил Форд. – Продолжим разговор?
– Ну давай, – сказал Зафод, и все трое уселись и больше не обращали внимания на появляющиеся и вновь исчезающие пейзажи.
– Вот что я думаю, – начал Зафод. – Что бы там ни случилось с моими мозгами, это сделал я. И сделал я это таким способом, чтобы это невозможно было засечь правительственными анализаторами. И я сам не должен был знать об этом. Правда ведь, спятить можно?
Форд и Триллиан согласно кивнули.
– Смотрим дальше: что может быть настолько секретным, что я не могу позволить кому бы то ни было понять, что я знаю об этом – ни Галактическому правительству, ни себе самому? Ответ: не имею понятия. Это очевидно. Но берем то, рядышком ставим это, и я могу попробовать догадаться. Когда я решил баллотироваться в Президенты? Вскоре после смерти Президента Юдена Вранкса. Помнишь Юдена, Форд?
– Угу, – отозвался Форд, – тот тип, которого мы встречали в детстве, капитан с Арктура. Страшный болтун.
Зафод сказал: – Он стал Президентом Галактики.
Вокруг стемнело. Черный туман клочьями носился кругами над головой и в темноте неясно шевелились слоноподобные формы. Воздух время от времени наполнялся голосами воображаемых тварей, кровожадно преследующих других воображаемых тварей. Видимо, находилось достаточно людей, которым подобная обстановка была по вкусу, если эту планету включили в каталог.
– Форд, – спокойно произнес Зафод.
– А?
– Перед самой смертью Юден приходил ко мне.
– Ты мне никогда не говорил.
– Нет.
– Что же он сказал? Зачем он приходил к тебе?
– Он рассказал мне про Золотое Сердце. Это он придумал, что я должен его украсть.
– Он?
– Ну да, и единственный способ его украсть – это быть на церемонии открытия.
Форд в крайнем удивлении открыл рот, затем закрыл его, и вдруг покатился со смеху.
– Ты хочешь сказать, что нацелился на Президентство только чтобы стащить этот корабль?
– Точно, – ответил Зафод, и улыбнулся такой улыбкой, что довела бы любого психоаналитика до камеры с мягкими стенами и прочными замками.
– Но зачем? Что в нем такого важного?
– Почем я знаю! Я думаю, если бы я точно знал и понимал, почему он так важен и вообще зачем он мне нужен, это сказалось бы на анализах и я бы попросту не прошел тестирования, когда выдвигал свою кандидатуру. Думаю, Юден мне сказал кучу всего, что все еще запрятано там, внутри.
– Значит, по-твоему, ты взял и стал копаться в собственных мозгах только потому, что Юден с тобой поговорил?
– Убеждать – это у него всегда чертовски хорошо получалось.
– Это верно. Но слушай-ка, Зафод, дружище, смотри за собой в оба.
Зафод пожал плечами.
– Так у тебя, значит, ни малейшей идеи, зачем это все? – спросил Форд.
Зафод задумался, и на лица его легла тень сомнения.
– Нет, – сказал он, – похоже, я еще не открыл себе всех секретов. Впрочем, – добавил он по дальнейшем размышлении, – я себя понимаю. Мне доверять нельзя. Мне со мной нужно быть осторожным, как рыбе с огнем.
В ту же секунду последняя планета каталога исчезла из-под их ног, и они снова очутились в реальном мире.
Они сидели в вестибюле, полном обитой бархатом мебели, витрин с моделями, и эскизов под стеклом.
Перед ними стоял высокий магратеец.
– Мыши ждут вас, – сказал он.
– Ну вот ты все и знаешь, – сказал Слартибартфаст. Он нерешительно озирался кругом в раздумье, с чего начать приборку своего кабинета. Он взял в руки верхний листок с одной из неровных стопок на столе, но так и не придумал, куда его положить, и сунул обратно. Стопка тут же послушно рассыпалась.
– Глубокомысленный спроектировал Землю, мы построили ее, а вы на ней жили.
– Но явились вогены, и снесли ее за пять минут до окончания проекта,
– добавил Артур не без горечи.
– Именно, – рассеянно отозвался старик, и снова обвел кабинет безнадежным взором. – Десять миллионов лет подготовки, работы, – и все вот так, прахом. Десять миллионов лет, землянин!.. Можешь ли ты постичь своим разумом такой отрезок времени? Целая галактическая цивилизация пять раз могла бы вырасти из единого червя за это время. Все прахом. – Он замолчал, потом добавил:
– Для тебя, впрочем, это незначительные подробности.
– Знаете, – задумчиво сказал Артур. – Все это объясняет уйму всего. Всю мою жизнь у меня было странное ощущение, что в мире происходит что-то… что-то большое, зловещее даже, а мне никто не может сказать, что.
– О нет, – ответил старик. – Это самая обычная паранойя. Она повсеместно распространена в Галактике.
– Повсеместно? Но если повсеместно, это что-то да значит! Может, где-то вне нашей Вселенной нас…
– Может. И что с того? – оборвал его Слартибартфаст, прежде чем Артур успел дать волю фантазии. – Может быть, я просто стал стар, и устал от жизни, – продолжал он, – но я думаю так: шансы выяснить, что происходит на самом деле, так абсурдно малы, что ничего больше не остается, как послать все это к черту и просто заняться чем-нибудь полезным. Возьмем меня: я проектирую побережья. У меня есть приз за Норвегию.
Он порылся в куче у дальней стены, и вытащил большой полупрозрачный куб, на котором было выгравировано его имя. Внутри куба виднелась точная модель Норвегии.
– В чем смысл? – вопросил он. – Если он и есть, то я не способен его постичь. Всю жизнь я делал фьорды. И вот один сезон они входят в моду, и я получаю главный приз.
Он повертел модель в руках, пожал плечами, и небрежно бросил ее в угол
– не настолько небрежно, впрочем, чтобы она не упала на что-нибудь мягкое.
– В том варианте Земли, который мы строим сейчас, мне поручили Африку, и, конечно, я делаю ее всю в фьордах, потому, что они мне почему-то нравятся, и я достаточно старомоден, чтобы считать, что эта отделка придает континенту легкость и изящество в духе барокко. А мне говорят, что это недостаточно экваториально. Экваториально! Он мрачно расмеялся. – В чем дело? Конечно, наука делает невиданные чудеса, но я с гораздо большим удовольствием буду счастлив, чем прав.
– А вы…
– Нет. Именно здесь все и разваливается.
– Жаль, – сочувствующе сказал Артур. – Все остальное звучало очень убедительно, пока речь шла о том, что надо заняться чем-нибудь полезным.
На стене зажегся белый огонек.
