Девушка вдруг вскинула подбородок и потребовала:
– Но я тоже хочу! Церемониться с чай!
– Вы тоже приглашены. В час стабилизации. – Посерьезнел младший. – С тем, кто должен вас сопровождать.
– Но я уже…
– Тихо, – шепнула я ей. – Идем со мной, потом объясню…
– Вас отчим прислал? – вскинула она красивые брови.
Ну вот! У нее тоже отчим… у нас действительно много общего.
– Я коп, – уверила я ее. – Отойдем в сторонку, покажу личный код. А сейчас – просто валим отсюда. Через минуту здесь будет очень дурно пахнуть!
Ее звали Мира. И на наш пересчет, ей было не пятнадцать, а едва-едва четырнадцать. И она действительно сбежала из сектора «Е», потому что отчим стал слишком много себе позволять: кричит на нее, ругает, заставляет строго соблюдать все посты, обеты и послушания, хотя остальным детям разрешает почти все то, что запрещает ей. Ну, еще бы, остальные-то родные. И вообще, может, ей не интересна ни колонизация, ни перспектива стать женой проповедника. Ведь Господу можно служить не только в храме…
Птичка щебетала, уплетая сладкую булочку за мой счет в одной из кофеен на втором уровне нашего эконом-класса. Денег у Миры не было – их у адептов «учения пяти конфессий» и вообще-то не было, всей кассой распоряжался их главный. А раньше они жили в одном астрополисе, «но там было тесно и воздух дорогой», так что было решено продать свою долю общей собственности остающимся обитателям станции и на вырученные деньги перебраться туда, где всем будет хорошо и тепло.
Мира имела за плечами общие курсы в химическом колледже и полный курс духовной семинарии общины.
Я попыталась скинуть ей свою полицейскую визитку, но ничего не вышло: оказалось, у нее нет доступа в бортовую сетку. Однако после двух минут разговора она и так уже доверяла мне как лучшей подруге: удивительно доверчивое и бесстрашное создание.
Она немедленно перестала возмущаться и принялась щебетать о своей прежней жизни и о планах на жизнь новую – ведь на новом месте все будет по-другому, правда?
«А правда, что на планете небо будет синее, и воду можно пить, сколько хочешь? И даже купаться?».
Я не стала ее разочаровывать.
Ну да, небо, море. Пляж. Отдыхающие.
Но вы-то едете жить, а не отдыхать. А значит, все это курортное разнообразие будет от вас за стеклом. А на острове жизнь, в конце концов, вернется к привычному укладу.
У меня тоже ведь всегда возвращается. Верней, возвращалась. Раньше. До Нордвелла. И до Переса.
Как же все запуталось! И что с этим делать?
– А почему мне нельзя было пить чай с левата? Он что, алкогольный? Если что, я вино уже пила.
– Он зверски, неприлично вонючий. – Вздохнула я. – Ну как… с чем сравнить-то?
– Как носки наставника Лота после недельного аскетизма?
– Слабо! Умножь на три и добавь сверху запах гнилой тушенки…
– Ой! А как же этот… а что, эти, с пивом, будут его пить?
Я пожала плечами.
– Надеюсь, ума хватит только вид сделать. Левата-то оба поняли, что парни тебя подставили. Так что тебе бы нормальный чай достался, скорей всего. Но так веселее получилось. Будут знать, как подставлять отважных космических путешественниц!
– Это кого? – хлопнула глазами моя птичка.
– Это нас с тобой. Но все равно был шанс, что эти левата людей раньше не видели, могли попробовать напоить. Чайная церемония для них святее, чем для японцев…
– Что такое японцы? – тут же спросила она. – И как святым может оказаться то, чего не касался Бог?
Я поняла, что вечер будет долгим…
Чаепитие у левата – действительно часть национальной культуры. Беда в том, что наций у них примерно столько же, сколько у людей, и некоторые вообще не признают «архаических традиций», а для некоторых умение смешивать запахи – чуть ли не единственный критерий доверия. Ну, так говорили на лекциях, и это правда.
Наши оказались торговыми представителями большой международной компании, занимающейся интеграцией их технологий с иномирскими, в том числе нашими, человеческими. Они много где побывали в пределах человеческой ойкумены, младший даже выучил, частично, английский.
Час стабилизации, как подсказал нам бортовой информаторий – это в нашем случае примерно за сорок минут до общего отбоя: на «Регине» стандартные сутки слегка отличались от времени, принятом на Кинге, так что ждать было всего ничего.
И вот оно, логово серокожих алиенов, столь похожих внешне на нас, но все-таки отличающихся и нравами, и культурой и… и много чем еще.
Например, запахи, я уже говорила. То, что для нас – резкая вонь, для них – едва заметный оттенок, который могут отличить лишь гурманы.
Кстати, больше всего пахнет на церемонии не сам чай, а ароматические капсулы, специальным образом встроенные в стол или стакан, и «открывающиеся» для каждого этапа церемонии отдельно. Но и напиток, который нам предложили, был словно слегка приправлен одеколоном.
Да, птичка была здесь. И не одна. С тем самым злобным отчимом, на деле скорей производившим впечатление крайне усталого колониального интеллигента. Он даже чем-то похож на Луиса… не внешне, просто «чем-то». Я ведь могу ошибаться, поговорить-то мы с ним толком не успели.
Птичка после кафе решила, что мы теперь друзья и я забираю ее себе под опеку, а злые родичи и сотоварищи по перелету – пусть гуляют лесом. «А куда мы дальше пойдем? А покажешь, где ты живешь? А если ты вправду коп, то сколько уже преступников поймала? Ой, это тайна, да? Государственная? А что нужно сделать, чтобы мне тоже пойти в полицейские?..»
Вот тут-то я и поняла, что влипла не меньше, чем с Нордвеллом.
Причем, Нордвелл-то хоть точно знал, чего хочет и что со мной делать… а мне с этой птичкой что делать? Вернуть родным? Она сочтет, что я ее предаю. Отбрыкаться и грубо послать искать приключений самостоятельно? Она ведь найдет…
– …а пойдем мы, – сказала я, прорвавшись сквозь ее непрерывный щебет, – сдаваться твоему отчиму. Если я не ошибаюсь, твои родные наверняка уже с ума сходят и достают бортовую службу безопасности, а может и требуют вернуть корабль в астрополис Кинга, если потеряли тебя еще до отлета…
Она осеклась на полуслове и уставилась на меня испуганными глазами.
Я как будто отняла у ребенка конфету. Да еще внутренний голос ехидно подсказал: а сама-то сбежала! И даже писем родным не пишешь!
«Но это – другое дело!» – одернула я настырное альтер-эго. – «Из дома я не сбегала! И мама была в курсе, почему я осталась на острове, а не поехала в круиз!». А все, что случилось потом – не по моей вине случилось! Черт… ну, не только по моей. И вообще. Я собираюсь вернуться, а Птичка – нет!
– …а я тебе поверила!.. – выдохнула она, и так резво выскочила из кафе, что я даже не успела развить мысль или смягчить впечатление.
Посидела немного над чашкой с кофе. Ну что делать?
Выкинуть из головы – и дальше побрести, к капитану, потом к левата, как опять, с ощутимой долей сарказма советует внутренний голос? Или?
Я расплатилась, ругнувшись про себя в неподражаемом нордвелловском стиле, и отправилась на поиски. Нашла я Миру даже раньше, чем надеялась: она зашла во все тот же бар, заказала кружку пива… но внезапно выяснилось, что у нее нет ни кредитки, ни денег. В своем-то секторе она могла брать любую пищу в рамках дневной нормы расхода, питание у переселенцев было предоплачено. А пиво – нет. И понять ошибку она не успела, потому что сбежала из кафешки чуть раньше, чем я оплатила ее булочку.
Повторное шоу собрало меньше народу, потому что скандал только начал разгораться к моему приходу. Правда, Птичка, пойманная охранником и уже успевшая проникнуться чувством вины, слега присмирела, и при виде меня не стала совершать вторую попытку улететь, а закусила губу и всем видом постаралась показать, что она страдает за правду, а я – жестокий предатель, которому она вынуждена подчиняться. Я молча скинула бармену стоимость напитка, а сама глазами показала ей – на выход!
