Алима прошел примерно в метре от него, Надон позвал его и навел бластер на его лицо. Алима повернулся и спокойно взглянул на иторианца, мельком бросив взгляд на бластер.
– Живо, пошли на аллею! – скомандовал Надон.
Мысли лихорадочно вертелись в его голове, и он не мог спокойно думать. Он подумывал нажать на курок, но вначале он хотел рассказать Алиме, почему он вынужден сделать это. А возможно, он еще одумается и оставит Империю. Ноги Надона подкашивались, тяжело было подавить желание убежать – обычный для его вида способ встретить опасность. Алима засмеялся.
– Тебе не убить меня из бластера, поставленного на парализующий режим, – сказал он.
Надон знал, что бластер установлен на боевой режим, но испугался, что случайно переключил его. На мгновение он опустил глаза, чтобы взглянуть на индикаторы бластера, и увидел, что оружие на боевом взводе. Как только Надон осознал свою ошибку, Алима отскочил с линии огня и выхватил собственный бластер. Синий луч прорвал тьму и ударил Надона между животов, отбрасывая большого иторианца спиной к стенке. На мгновение ему показалось, что жгучее белое солнце ослепило его глаза, а затем оказалось, что он лежит на земле на темной аллее, а кто-то пинает его правый стебельчатый глаз. Кровь отхлынула от раны. Надон протянул руки, пытаясь прикрыть глаза, и громко замычал.
Нападающий прекратил пинать, но скорее от того, что устал, а не от того, что захотел пощадить лежачего.
– Вы жалкие миролюбивые создания непригодны для битвы, – сказал Алима, стоя над Надоном и тяжело дыша. – Тебе повезло, что мой бластер переключен на паралич!
Надон завыл, и Алима поднес бластер к его лицу.
– Найди этих дроидов! У тебя время до завтрашнего заката!
Он прицелился иторианцу между глаз и еще раз нажал на курок.
* * *
Надон очнулся с пульсирующей болью в голове. Был уже почти рассвет, и весь Мос Айсли был залит бледным светом, отчего обычные каменные дома казались золотыми. Надон стер капюшоном кровь с лица, затем смог встать на колени. Ему казалось, что он окружен густым кружащимся туманом, который пытается сбить его с ног, поэтому он дополз до стенки, чтобы найти опору.
Дурак. Какой же я дурак, подумал он. У него была возможность убить лейтенанта Алиму, а он упустил свой шанс. Несмотря на то что умом Надон понимал, что власть Империи можно сбросить только насилием, сущность иторианца не позволяла ему убивать.
Надон закрыл глаза и попытался отогнать боль. Он взглянул наверх. Легкая дымка висела над городом, и люди уже начинали торопливо прятаться от утреннего зноя. Надон поднялся и устало побрел домой, хотя в ушах у него все еще звенело. Он потряс головой, чтобы этот звук утих. Он вошел домой, сел рядом с бассейном и смыл кровь со стеблей, на которых у него росли глаза. За время ночной прохлады влага сконденсировалась на потолке комнаты. Теперь она время от времени падала небольшими каплями дождя. У него над головой было большое дерево горса, крепкое и цветущее, чьи фосфорицирующие цветы привлекали ночных насекомых для опыления. Теперь, когда пришло утро, бледно-оранжевые цветки закрыли бутоны и гроздьями лежали друг на друге.
В Мос Айсли ходили слухи, что дом Момау Надона полон хищных растений. Надон поощрял эти слухи, чтобы отвадить воров. Кроме того, в этих слухах была доля правды, однако тем, кто проходил через рощу под защитой Верховного жреца, нечего было бояться. Надон прошел в боковую комнату, где со стоящего рядом с бассейном большого дерева с красной корой свисали лианы и плющ. Надон сказал:
– Лианы, друзья мои, расступитесь.
Ветви дерева задрожали, лианы расступились, обнажая ствол. Сумрачный свет утра высветил четыре человеческих скелета, свисавших с ветвей рядом со стволом дерева. Шею каждого оплетал толстый плющ – жалкие похитители воды. Надон провел рукой по траве возле ствола и нащупал рычаг. Он потянул за него и увидел, что потайная дверь открылась вверх. Под ним блеснул свет и осветил лестницу, ведущую вниз. Надон прятал в комнате внизу многих повстанцев и теперь подумывал спрятаться там сам. Возможно, в этой тайной комнате он смог бы скрыться на время из поля зрения Алима. Хотя тот может установить у него в комнате термальный детонатор, но был шанс, что Надон выживет в огне, оставаясь здесь.
У него было достаточно припасов, чтобы находиться здесь недели две. И страх гнал Надона вниз.
Но сбежать он не мог. Он не мог дать Алиме уничтожить растения. У меня есть последний шанс, думал Надон. Когда Алима придет сегодня вечером, я, может быть, еще смогу его убить. Иторианец поднялся, побродил по роще, касаясь веток деревьев, нежно лаская листы папоротников, вдыхая запахи влаги и подлеска, всего живого вокруг него. Другого пути нет, понял Надон.
Он должен был сражаться, чего бы это ни стоило. Вечером придет Алима. Надон знал, что он верен своему слову. Он заставит его смотреть на то, как он уничтожает деревья баффоррр. Маленькое злобное имперское сердце Алимы преисполнится радостью от сознания того, что он мучил иторианца и оставил его в живых как свидетеля жестокости Империи. А затем Алима сожжет дом.
Момау Надон представил себе, что это значит. Все его растения будут уничтожены вместе со всеми записями. Годы труда окажутся напрасными! Надон оглядел свои посадки и решил, что некоторые контейнеры он вынесет наружу, чтобы сохранить лучшие образцы, которые могли бы улучшить экологию Татуина.
Баффоррровым деревьям придется погибнуть – их нельзя вырывать с корнем, – но они смирились со своей судьбой, значит, и Надон должен с ней смириться.
Многие годы Момау Надон провел на этой планете в поисках очищения, пытаясь справиться с гневом, который заставлял его бороться против Империи. Старейшины Итора возмутились, когда он предположил, что Империя – это сорняк, который нужно вырвать с корнем. Они бы предпочли позволить имперцам уничтожить баффоррровые леса Каторских холмов в надежде на то, что остатки совести Алимы не дадут ему уничтожать живые существа целыми видами. Его старейшины простили бы Империю.
Но проведя все эти годы в поисках духовной чистоты, Надон вынужден был признать, что был неправ. Теперь он верил, что должен спасти то, что может. Надон не может убить насекомое, чтобы спасти дерево. Значит, Надон должен был противостоять Империи так, как может. Даже если это значило увидеть то, как уничтожат баффоррры. Даже если это значило быть уничтоженным самому. Он не мог позволить Империи сломать его.
Надон был истощен, но спать он не мог. Он решил продолжить церемонию Сбора, чтобы успокоиться.
Он пошел в лабораторию в восточном крыле дома, сорвал плод большой хуббы и взял несколько бледных прозрачных семян. С помощью микроскопических роботоманипуляторов он аккуратно вскрыл молодые семена и извлек зиготы. Используя генетические образцы из кидоррианских буравящих деревьев, он поместил молекулы ДНК в расщепитель генов. Доминантные гены контролировали рост корней. Надон взял эти гены, соединил их с зиготами земляной тыквы, а затем поместил зиготы в питательную смесь, в которой они могли расти.
