Ознакомительная версия.
Лишь редкие минуты любви к случайной соплеменнице вносили разнообразие в жизнь робкого Фёдора. Но как мало их было, по сравнению с месяцами скучного полёта, кажущегося бессмысленным! Опаснее всего для любого астронавта считалось оказаться придавленным к иллюминатору. В такие минуты Фёдор оказывался абсолютно беззащитен сзади: непонятно было, кто там, друг или враг. Ужас читался на его расплющенной пушистой мордочке, страх перед неизвестностью и бесконечным простором Вселенной охватывал всё его естество.
В такие мгновения Фёдор ощущал себя всего лишь маленьким ушастым питомцем, жестоко прижатым безликой толпой сородичей к толстому стеклу. И, глядя глазами-бусинками в пустоту, он молился тогда, молился Великой Крольчихе, прося уничтожить этот чёртов корабль со всеми его пассажирами…
– Хм, а ваша пища очень даже ничего, – сказал Том, и Фёдор испуганно вздрогнул – как-никак, это было напоминанием о родине. – Ты говоришь, одному тебе удалось добраться до спасательной капсулы, когда наши орбитальные станции открыли по звездолёту огонь?
– Да, я выжил один, – дрогнувшим голосом сказал кролик-астронавт, с опаской глядя на то, как представитель местной цивилизации бегает по земной еде.
– По правде сказать, мне и так известно всё, о чём ты мне рассказывал. Мы способны проникать в разум и считывать воспоминания напрямую.
Космический кролик приуныл.
– Но тогда зачем же ты вёл всю эту беседу?
– Твой рассказ транслируется через мой мозг всем моим сородичам. Это так интересно…
Фёдор опустил уши. Его снова обманули. Инсект впился челюстями в оранжевую мякоть овоща и спросил:
– Мы все не поняли одного. И что же дальше? Что ты будешь делать на нашей планете?
Ушастый землянин поднялся с кочки и, оторвав взгляд от усатого приятеля, посмотрел на горизонт. На востоке, над серыми прериями появились пыльные облака. До Фёдора донёсся шум турбинных двигателей – кто-то летел над поверхностью этой негостеприимной планеты, летел к последнему пассажиру «Потомства-13».
– Посмотрим. По правде сказать, теперь мне уже всё равно. Об одном прошу: оставь мою морковь в покое!!
Судя по схеме, коридор вёл к базе. Или нет? На втором часу пути это оставалось неясным.
Что-то попало в глаза. Пыль какая-то… Прищурился, отвернулся от ветра, постоянно дувшего навстречу, вытер слезу и снова пошёл в неизвестность.
Вроде бы прошло, но глаза чешутся.
Правый глаз чешется к деньгам. Или к радости – по-разному говорят. Левый – к слезам, или к выпивке.
Следовательно, если два глаза чешутся одновременно, то по всей логике скоро будет смех сквозь слёзы и выпивка нахаляву.
А коридор всё не кончается. Медленно идёт вверх, ветер дует навстречу, принося какие-то незнакомые приятные запахи.
Снова облако пыли, снова набивается в рот, нос, глаза щиплет. По сути, смотреть тут особо нечего, лампы через каждые двадцать метров (интересно, кто за ними следит? ведь в мире, похоже, осталось от силы пара десятков жителей…), голые стены, и больше ничего, так что сор, попадающий в глаза, не особо мешает. Зажмурился и пошёл вслепую, касаясь стенки рукой – скоро проморгаюсь, и пройдёт само. Зря у входа шлем оставил – сейчас бы глаза прикрыл, и всё.
Стоп. Пыль сладкая.
Откуда в заброшенном коридоре, в покинутом мире с периферии, может быть сладкая пыль?!
Тут что-то не то. Надо достать бластер.
Через минуты три послышался шум. Похоже, конец. Прижался к стене, пригнулся, осторожно пошёл вперёд. Наклон увеличился, не видно из-за искривления коридора, что там. Вдруг опасность? Мутанты какие, или эти… волосатики-троглодиты?
Снова поток ветра приносит соринки; попав в глаза, они заставляют отвернуться и пойти на ощупь, прикрываясь рукой…
– Где ты? Не бойся! – ветер донёс высокий голос, многократно отразившийся от стенок коридора эхом. – Я тут!
Мой язык… В этих краях его знают только пираты!
Послал пару выстрелов вперёд и вверх.
Шум прекратился. Тишина.
– Ну вот, вентилятор сломал… – послышался грустный голос.
– Зачем стрелял?
– А ты зачем халву на вентилятор крошила? – смеюсь.
– Скучно, – отозвалась толстушка-аборигенка и налила ещё. – И чтобы ты поскорее пришёл.
Танец космических крохотулек
– Посадка гипотраулера – это вам не это, – поучительно заметил папаша и посмотрел в туннелизатор. – Тут бояться не надо, увереннее давай!
Хаотичное движение гипототэмов внутри туннелизатора постепенно замедлилось. Крохотные фигурки в смотровом окне уже перестали казаться непрерывным вихрем турбулентности, и Шон Куцевич понял, что корабль скоро выйдет из гипертуннеля. Когда он давал команду самому главному из гипототэмов, были указаны координаты звезды из далёкого сектора FD68, вокруг которой вращался заброшенный холодный мирок под названием Новая Рязань.
– Вот теперь, Остап, врубай прогрев гравидвижков. Скоро вынырнем, – сказал купец.
В окрестностях этой звезды протекали сильные подпространственные течения, связанные с хитрыми четырёхмерными потоками, и выныривать надо было крайне осторожно. Остап, несмотря на неплохое образование в бурсе, до сих пор ни черта не понимал в четырёхмерной модели вселенной, и потому в подробности старался не вдаваться. Молча кивнул и переключил тумблер на приборной панели.
– Говорят, в Новой Рязани девушки красивые, – сказал зачем-то отец.
Ха, девушки. Остапу было сейчас не до девушек, дело куда важнее. Вообще, само известие о том, что ему предстоит самостоятельно выныривать и сажать корабль на планету, оказалось для Куцевича-младшего полной неожиданностью. Когда юноша заснул, корабль ещё стоял на приколе, на планете Ботсвана-три. Отец, разбудивший его, сообщил, что корабль уже загружен и летит, техник-грузин взял отгулы, и садить корабль придётся Остапу.
Куцевич-младший внимательно прислушался к тарахтению моторов и пробежался взглядом по приборам. Собственно, всё оставалось в норме, и проверять было совсем не обязательно, но, всё же, это его первое приземление, и относился он к поручениям отца чрезвычайно серьёзно.
А папаша всё смотрел в окошечко туннелизатора. Наконец, вихрь в нём окончательно развалился, превратившись в стаю разноцветных существ с зубастыми, но вполне симпатичными мордами, гривами и искрящимися хвостами. Размеры каждого такого гипототэма не превышали трех-четырёх сантимов – одним словом, рыбёшка космическая, козявка пузатая. Они гонялись друг за другом, хаотично носились по камере, никак не желая схлапывать гипертоннель. Гипотраулер сел на дрейф недалеко от космической поверхности, однако настоящего выныривания ещё не произошло.
Ознакомительная версия.
