Сутулясь и шаркая подошвами, японец сошел с импровизированной сцены. Видимо, воспоминания расстроили Кобуясиму, потому что в зале столовой он не задержался.
Фокс Трентелл склонился к уху Астахова.
— Я тебе все расскажу до конца, Борис, — шепнул он. — Знал я эту самую Оринари, она сейчас поет в ресторане Маэды на склоне Фудзиямы. И знаешь что она мне рассказала?
Ах, Фокс, говорит она мне, ваш проклятый космос лишил меня семьи. Мой Фудзи был на Меркурии, когда ко мне в гости зашел наш сосед, уважаемый всеми господин Ихонотаяма. Мы выпили саке, потом мартини, потом он научил меня делать двойной «дайкири» и так незаметно склонил меня заняться любовью. И в это время по стереовизору стали показывать Меркурий, это самое зеркало, и я сказала господину Ихонотаяме: «Смотрите, Седзи, видите, где сейчас находится мой муж?» Сердце мое переполнилось гордостью за моего Фудзи, и в это время зеркало начало показывать то, как мы с господином Ихонотаямой занимаемся любовью!
Господи, ну почему этот Меркурий находится так далеко? Я бы разбила это зеркало! Оно сломало мою семейную жизнь!
— Так, выходит, это были не воображаемые картины, подсказанные меркурианскому зеркалу ревностью Фудзи Кобуясимы? — удивленно переспросил Борис Астахов. — Значит, зеркало показывало то, что и в самом деле происходило на Земле?
Фокс Трентелл хитро и многознанительно усмехнулся.
— О, Борис! Ну, что мы пока еще знаем о безграничных возможностях окружающей нас Вселенной?
2. АСТЕРОИД, РОБОТЫ И АЗАРТ
Некоторое время народ в столовой рассуждал и спорил о загадках Космоса, о превратностях любви, поэтому никто не заметил, что на импровизированную трибуну для рассказчиков вылез невысокий смуглый итальянец. Звали его Луиджи Пазолини, и был он кибернетистом-системщиком. На нем лежала ответственность за всю кибернетику базы, но Луиджи со всем своим хозяйством неплохо справлялся, не иначе ему святой Януарий помогал.
Пазолини оглядел присутствующих и сказал:
— Все вы, господа, знаете, какая это пагубная страсть — играть в карты.
Сидящие в столовой разразились смешками и аплодисментами. Луиджи Пазолини вскинул руки над головой и подождал, пока шум в помещении стихнет.
— Однако и вы, господа, не подозреваете, каким страшным бедствием оказывается азарт в глубоком космосе. В пятьдесят втором я был высажен на астероид Гемоксен для проведения исследовательских работ. Правительство наше слишком бедно, чтобы позволить себе комплексную и многолюдную экспедицию. И как следствие, на астероид я высадился в полном одиночестве, если, конечно, не считать робота Аристарха.
Робот этот был из серии тех самых человекоподобных машин, от которых впоследствии КОСМОНАСА отказалось, но мне досталось испить горькую чашу общения с этой машиной до самого дна. Клянусь, если бы был жив великий Данте Алигьери, он бы, несомненно, посвятил нашим с Аристархом взаимоотношениям душераздирающую поэму. Но, к сожалению или к счастью, великий Данте умер, и обо всем произошедшем на астероиде Гемоксен вы можете узнать лишь из моего рассказа.
Поэтому я призываю всех быть повнимательнее. Некоторые полагают итальянцев несерьезными, может быть, так оно и есть, но то, что я вам сейчас расскажу, было на самом деле и, клянусь короной римского папы, доставило мне много неприятных минут.
Нет, поначалу все было хорошо. Я занимался своими делами, робот днями пропадал на поверхности астероида, брал пробы, бурил скважины, проводил химические и спектральные анализы, вел наблюдения за силовыми полями астероида, в общем, делал то, что и полагается делать не обремененному душой и не отягощенному верой в бога роботу. Аристарху в отличие от меня не надо было в конце каждой недели сидеть перед автоматическим отпускателем грехов и думать, не согрешил ли ты в эту неделю хотя бы мысленно.
Вечерами мы с Аристархом сидели в жилом куполе на трех человек, я пил пиво, а робот занимался мелким саморемонтом и подзаряжался электричеством.
Скука на астероиде была неимоверная, компьютерные художественные программы мне быстро надоели, связь с Землей осуществлялась раз в три дня, поэтому вечерами я играл с компьютером в карты. В основном мы играли в преферанс.
Каждый, кто играл с компьютером, знает, какая это мука — играть в карты без каких-либо заранее обусловленных ставок.
Это все равно что ловить рыбу в аквариуме, где сидят несколько аквалангистов, готовых насаживать на твой крючок крупных рыбок.
Только из-за скуки, господа, я принялся обучать Аристарха игре в карты. Третьим партнером у нас был компьютер, благо манипуляторы у этой модели имелись. Поначалу я постоянно выигрывал у своих автоматических партнеров. Роботы сильны своей логикой, в то время как в картах важна не столько логика, а чисто человеческая способность к блефу.
Ну, разве может робот объявить мизер при червовом валете, которого невозможно сбросить? Или сыграть бескозырку, рискуя не получить ни одной взятки? Неудивительно, что я постоянно выигрывал у Аристарха, заставляя робота исполнять мои нехитрые желания. Однако я был доволен. Теперь я видел некоторый смысл в томительных вечерах на бешено несущемся в космическую бездну астероиде.
И вот в один из вечеров, когда я нагло объявил взятки на червях, большая часть из которых находилась на руках у Аристарха, робот замигал лампочками, уставился на меня линзами своих окуляров и принялся мудро покачивать своей круглой металлической башкой. Казалось, что до него стала доходить моя карточная стратегия, но я, к сожалению, был слишком самоуверен и не обратил на эти покачивания никакого внимания.
В следующей партии Аристарх у меня выиграл. И как! Я не поверил своим глазам. Дважды он оставил меня без трех, потом без двух взяток и закончил великолепным мизером, в котором умудрился всучить мне червовую десятку, на которую он просто обязан был взять свое.
Время от времени мы с ним продолжали обыгрывать бортовой компьютер, но удовольствия от этого я не испытывал, ведь компьютер не пошлешь в хранилище за жестянкой пива.
Что испытывал при этом Аристарх, я сказать затрудняюсь, но лампочки на его панцире начинали бегать живее, а два раза я даже мог поклясться, что слышу, как довольно поют его трансформаторы.
И наконец стал проигрывать я! Святая дева Мария! Я проигрывал двум жестяным банкам, вы представляете это, господа? Вы скажете, что две жестянки не могут договориться между собой играть против человека. Я тоже всегда так думал. Но они выигрывали у меня. Свои желания мы с Аристархом записывали на листок бумаги и запечатывали в конверт, что придавало игре дополнительный азарт. Чаще других конверты приходилось вскрывать Аристарху, но вот наконец выпал черный день и на мою долю. Вскрыв конверт, я обнаружил, что по желанию Аристарха обязан прошприцевать горячим маслом его шарообразные суставы. И не надо смеяться, господа! Вы просто не знаете, какая это муторная работа! Карточный долг — это долг чести. Остаток вечера я провел за техобслуживанием Аристарха, и, клянусь святым Айзеком, это роботу понравилось. Вы смеетесь, а мне тогда было не до шуток. Одержимый азартом, я весь отдался игре. Работа была забыта. Теперь мы играли днем и даже пропустили из-за игры очередной сеанс связи с Землей. Это несколько отрезвило меня, и работы возобновились. Но вечера! Они полностью были посвящены азартной игре. Я выигрывал все реже и реже. Желания Аристарха постепенно менялись. Теперь я уже выходил на поверхность и бурил скважины, брал образцы, проводил необходимые анализы, в то время как Аристарх оставался под куполом. Одному богу известно, чем он занимался там в мое отсутствие.
