— Вспомнил. — У губ бывшей жены появились вертикальные складочки. — И, конечно, наш сын должен гордиться отцом, покоряющим космическое пространство. Знаешь, совсем не хочется гордиться, хочется, чтобы он был рядом, чувствовать его твердое надежное плечо. Уезжай, Леша. Слишком поздно все. — Она подняла на Круглова сухие глаза и тихо повторила: — Уезжай.
Некоторое время Круглое неловко сидел. Разговора не получилось. А чего он, собственно, ждал? Что ему бросятся на шею с распростертыми объятиями?
— Давай все-таки подождем, — сказал он, глядя в сторону. — Я вернусь, и тогда мы поговорим. Хорошо?
— Время само все решит, — сказала Оксана.
Круглов поднялся. Нехорошо ему было, все слова, что он заготовил заранее, были ненужными и казались теперь лишенными смысла. Набор фраз, которые были бесполезны.
— До свидания, — сказал он.
Оксана не ответила. Она стояла спиной к Алексею и смотрела в окно.
Круглов пошел на выход. Он бы, конечно, вернулся, все могло перевернуться и стать совершенно другим, если бы он знал, что Оксана беззвучно плачет, стараясь, чтобы не дрожали плечи. Этого бывший муж не должен был видеть, она не хотела, чтобы Круглов видел ее слабость.
Круглов и не увидел.
Спустя два часа он уже летел во Владивосток, а оттуда в Новую Зеландию, где находился плавучий космодром. Он нарочно выбрал для полета старую эрэшку, которая сейчас неторопливо плыла над океаном. У зелено-желтой цепочки островов покачивались на ленивых волнах темные коробки рыбников, где путем клонирования воспроизводили и выпускали в океан мальков, осуществляя таким образом воспроизводство, уже непосильное для природы. У островов нежная синяя вода меняла свой цвет до серо-зеленого из-за обилия планктона — выпущенных в океан мальков следовало хорошо кормить. Со стороны океана виднелись темные фигурки китов, пришедших попастись к островам. Охота на них была давно запрещена, теперь на весь океан насчитывалось несколько тысяч китов разного вида, шли интенсивные работы по увеличению их поголовья.
Круглов вздохнул. Следовало привести в порядок свою смятенную душу. Теперь, когда надежды на примирение с Оксаной не осталось, он вдруг почувствовал себя легче. Словно избавился от непосильной ноши, давившей на плечи. По крайней мере этот вопрос в его жизни был решен до конца.
Некоторое время он наблюдал за океанским простором, где люди работали, обеспечивая будущее мира необходимыми запасами продовольствия. Люди работали.
И Круглов, отбросив ненужные и вредные мысли о своей неудачливой личной жизни, вновь принялся за изучение марсианских материалов. В конце концов, работу ничто не могло отменить. Даже личная жизнь, которая в случае с Кругловым неизбежно отходила на второй план.
Глупо обижаться на судьбу, которая дала тебе возможность жить среди звезд.
Круглов и не обижался.
Глава тринадцатая
МАРСИАНСКИЙ ДЕКАМЕРОН, 2057 ГОД
Видно было, что Кобуясима волнуется. А чему здесь удивляться? Первому всегда труднее, чем тем, кто идет следом.
Японец то и дело приглаживал темные волосы и прикладывался к пакету с соком. В столовой собрались почти все, даже Тим Данн явился, хотя сразу же высказался в том плане, что идею он в принципе одобряет, но возражает против алкогольного приза. По его мнению, настоящий ученый не может туманить свою голову алкоголем, это всегда сказывается на умственных способностях. Гленн Патрик мечтательно потянулся на стуле и сказал, что добрый стаканчик еще никому не мешал, известно же, что даже Эйнштейн коньячком с удовольствием баловался, и первые космонавты на орбитальных околоземных станциях этим полезным напитком не пренебрегали, и даже президент Ричард Фостер о нем отзывается очень даже положительно.
В спор стали постепенно включаться и другие участники экспедиции, образовалось два лагеря, различно относившихся к коньячному призу Лежнева, но скоро выяснилось, что в основном спор идет о том, есть ли у пана Петлюры коньяк или он нагло блефует. Одни требовали, чтобы Лежнев подтвердил существование бутылки и доказательственно выставил приз на стол, другие возражали и требовали, чтобы тайна оставалась тайной, иначе потеряется вся прелесть задуманного конкурса.
Японец с импровизированной сцены робко кашлял, стараясь привлечь к себе внимание. Наконец спорщики на него свое внимание обратили и принялись чинно рассаживаться вокруг сцены.
— Давай, давай, — подбодрил японца Лежнев. — Не слушай ты этих болтунов. Тебе, Фудзи, что нужно, коньяк или все-таки историю рассказать хочется?
По внешнему виду и поведению видно было, что Фудзи Кобуясиме хочется и того, и другого.
— Было это на Меркурии, — начал японец. — В сорок девятом году. Все вы, господа, помните эту экспедицию, организованную КОСМОЮНЕСКО.
— А разве в ней японцы участие принимали? — засомневался космобиолог Кен Сен Ир.
На китайца яростно зашикали, не мешай, коммуняка, японцу рассказывать, потом, если будут вопросы, задашь! Кен Сен Ир откинулся в кресле, саркастически улыбаясь: мол, давай воздвигай из малых песчинок лжи гору обмана!
— Тогда я имел штатовское подданство, — осторожно пояснил Кобуясима и улыбнулся, отчего сразу стал похож на раскосого суслика. — На родину я вернулся уже после этой экспедиции.
— Реэмигрант, — понимающе закивал Будрис Липенайтис. — Я всегда говорил, что рано или поздно, но зов родины услышит каждый, кто живет на чужбине.
— Конечно, услышит! — поддакнул Моисей Симанович. — Зов родины мои папа и мама услышали в двадцать втором, а теперь этот зов и меня в Иерусалиме достает уже второй год. Прямо не знаю — ехать или не ехать?
— Ты, Моисей, помалкивай, — повернулся к нему Лежнев. — Тебя не Россия, тебя Украина зовет. Я же знаю, что твои родители в Одессе жили.
— У каждого уважающего себя еврея, предки которого жили в Советском Союзе, одна родина, — гордо возразил Симанович. — И столица нашей родины — Москва. В остальных городах нормальному еврею жить скучно.
В начавшийся спор азартно влез американский исследователь Тим Даруотер, который на поверку оказался чистокровным индейцем чероки, и высказал свое недоумение тому, что зова не слышат оккупировавшие его родину англосаксы, иначе бы они давно уже реэмигрировали на свою историческую вотчину. И вообще, what about?..
— Господа, господа, — вмешался в начавшийся спор де Лавальер. — Давайте все-таки дослушаем уважаемого обитателя Страны восходящего солнца.
Кобуясима с благодарностью покивал ему и с нескрываемым осуждением оглядел присутствующих.
