В шлемофоне заныл сигнал вызова. Сквозь свист мотора пробился голос главного диспетчера:
– «Чайка» – триста тринадцать, на связь!
Одним движением Кубакин вскинул на лицо кислородную маску, чтобы плотнее «сел» внутри гермошлема ларингофон.
– Я – «Чайка», бортовой номер триста тринадцать, Кубакин.
– Вадим… слышишь меня? – спросил Можаровский.
Не знаю, какие нервные силы управляют термодинамикой моего организма, но в этот момент я похолодел от макушки до пят.
– Что? – выдохнул я. – Карим?..
– Нет-нет! – спохватился Адам. – Буровая по-прежнему не отвечает, все как было.
Термодинамический эффект сработал в обратную сторону – мне стало жарко и душно. Я очень боялся вестей с буровой.
– Все как было, – повторил главный. – Где вы там? Успели скатиться с Фарсиды?
– Пересекаем Ржавые Пески подножия.
– Зону аккумуляции эолового материала? – уточнил Адам.
– Если угодно, – ответил я и, слегка удивленный его лексической осведомленностью в области ареоморфологии, глянул вниз, на извилистые узоры дюнного поля. Вдруг догадался: он ловит наш «зайчик» на включенной там у себя автокарте маршрутного сопровождения. Я предложил:
– Хочешь картинку?
– Нет. Есть сообщение: медики выруливают на буровую с юга. Сейчас они на широте горы Павлина. Вы опережаете их по моим расчетам, на десять минут.
«Лучше бы наоборот», – подумал я. Думать о предстоящей работе реаниматоров на буровой было равносильно пытке. Я постарался отвлечься:
– Спасибо за информацию.
Навстречу неслись и с бешеной скоростью исчезали под днищем кабины волнистые гряды пропитанных ржавчиной и припорошенных инеем дюн. Царство Ржавых Песков. С ледовой шапки марсианской арктики к подножию колоссального горного вздутия, называемого Фарсидой, ежедневно стекают студеные ветры и волокут сюда все, что им удается содрать на пути с равнинных просторов Аркадии и Амазонии. Даже небо здесь розовое от постоянно взвешенной в воздухе красной пыли. Я смотрел на прыгающую по верхушкам дюн трепетную тень аэра и уже не ждал от главного ничего, кроме обычной формулы прощания как вдруг он огорошил меня вопросом:
– Вадим, сколько людей у тебя сегодня на буровой?
– Ты как будто не знаешь?!
– Сменные мастера Фикрет Султанов и Дмитрий Жмаев, – невозмутимо стал перечислять Адам. – Бурильщики Николай Песков, Карим Айдаров, инженер-коллектор Светлана Трофимова…
– Не ошибись, их пятеро на буровой.
– Вот мне и хотелось бы знать, чем каждый из них должен был заниматься в шесть сорок пять утра.
– Я сам ломаю голову над этим.
– Ты гадаешь, что могло там с ними случиться, – возразил Можаровский, – а я спрашиваю: чем каждый из них обязан был заниматься перед утренней связью?
– В шесть тридцать дневная вахта меняет ночную. Принимает скважину, проверяет оборудование в рабочем зале, актирует результаты бурения…
– Извини, Вадим, кто бурил ночью?
– Султанов, Песков.
– Значит, на смену пришли Айдаров и Жмаев? Кстати, как это у вас происходит? Под звуки курантов все четверо встречаются в рабочем зале?
Я помедлил с ответом.
– Встречаются пятеро.
– Что, и Трофимова тоже?
– А с чем же ей, по-твоему, выходить на связь?!
– Понятно.
– Светлана должна быть в курсе всех производственных дел на буровой.
– Понятно, – повторил Адам. – Значит, ты вправе предположить, что утром все пятеро членов твоей команды общались в рабочем зале?
– Да. По крайней мере, так бывает обычно.
– Результат их сегодняшнего общения – лужа крови, «чуть не убитый» Айдаров и затяжное молчание буровой… Послушай, не странно ли, что в этой луже плавает халат Пескова?
– Странностей хоть отбавляй.
– Если Трофимова сказала правду, было бы куда логичнее увидеть в луже халат Айдарова, верно?
– Светлана лгать не станет, – отрезал я.
– Тогда почему халат не Айдарова?
– Наверное, потому, что никому и в голову не пришло раздевать прямо в зале тяжело раненного человека. Куда логичнее поскорее доставить его в каюту.
– Судя по размерам натекшей лужи, с ускоренной доставкой что-то не получилось, – резонно заметил Адам. – Выходит, чтобы снять халат с пострадавшего, время у них было.
– Пострадавшим считаешь Пескова?
– И Айдарова, – добавил главный. – Обоих. Такая обширная лужа крови на одного – слишком много, черт побери!
– По-твоему, Песков чуть не убил Айдарова, а Айдаров – Пескова? – пробормотал я, плохо соображая в этот момент.
– Айдаров – вряд ли. Давай припомним, что говорила Трофимова.
«Извини, Галкин, здесь такое творится! Песков нас всех вампирами обозвал и Карима Айдарова чуть не убил!» Сам видишь, мог ли Пескова Айдаров.
– Ну а… кто же Пескова?
– Остальные.
– Остальные?! – Мне показалось, я схожу с ума. Остальные – это Светлана, серьезный, уравновешенный Дмитрий и мудрый Фикрет – наш ветеран, мой надежный помощник. – Но Пескова-то за что?!
– Мотив пока неизвестен, – высказал соображение главный (я даже представил себе, как он там пожал плечами и дернул рыжей, как марсианский пейзаж, головой). – Однако в сообщении Трофимовой есть очень странный намек: Песков их всех вампирами обозвал. Всех, заметь!
– Заметил. И чего в этом…
– Может быть, и ничего, – перебил Можаровский. – А вдруг он знал, что говорил?
– Бред какой-то!..
– При тебе он когда-нибудь ругался такими словами?
– Песков никогда не ругается – он по натуре своей не агрессивен.
Вампиров, вурдалаков и упырей при мне он ни разу не поминал ни в какой связи. И что из этого следует?
– Только то, что сообщила Трофимова. Кроткий, как голубь, Песков взбунтовался один против всех. Ты склонен Трофимовой верить? Мы – тоже.
Опираться будем на голую логику.
– А если Песков просто спятил, как вы тогда вместе с ней, голой логикой, выглядеть будете?
– Насчет Пескова – спятил он или нет – можно только строить догадки, – сухо возразил Адам. – А вот насчет Трофимовой… Ее изумивший Галкина «портрет» запомнил?
Логическая западня захлопнулась. Я молчал от ошеломления, непонимания, страха. Не далее как вчера я оставил на абсолютно благополучной буровой пятерых совершенно нормальных людей. И не просто людей – товарищей своих, друзей, с которыми бок о бок… все эти годы.
Перед сном, во время вечернего сеанса связи, я долго разговаривал со Светланой. Она была как всегда, мила, остроумна. Нам бывает скучно друг без друга, хотя, когда мы вместе, я очень устаю от той иссушающей сердце неопределенности, устранить которую почему-то не в силах ни я, ни она… И вот сегодня ни свет ни заря «благополучная» буровая обернулась притоном обезумевших убийц!..
