— Ты знала о нас такие подробности, которые не мог знать никто, даже этот…
— Молчи, глупенький, — она положила пальчик на мои губы.
Я сдернул шелковистую ткань, нагнулся, поцеловал ее и тут же почувствовал, как мое тело, слившись воедино с ее, забилось в экстазе любви, и он не кончался, напротив, нарастал. Эти конвульсии переходили от меня к ней и обратно, сотрясая и исступляя нашу плоть.
Наконец я очнулся. Я лежал наполненный ощущением счастья. Лили была моей. Любимая, несравненная Лили! Вся моя прошлая жизнь казалась теперь никчемной и жалкой. Я вышел из темного подземелья, населенного мелкими человеческими страстишками — жаждой славы, денег, власти… к единственному сокровищу мироздания — любви. Вся моя дальнейшая жизнь представлялась ясной и счастливой, потому что в ней была Лили.
Я чуть слышно позвал ее. Девушка молчала. Я повернулся. Постель была пуста.
— Ли! — позвал я громче.
Но лишь шум ветра в оцепенелом ночном лесу был мне ответом. Стало жутко.
— Ли! — кричал я изо всей силы. Но лес безмолвствовал.
Я бросился к баньке, рванул дверь на себя. Пусто! Но откуда-то тянуло сквозняком. Я повернулся к двери, она была плотно закрыта, к окну — стекло цело. Но я явственно ощущал сквозняк, он дул из дальнего, заставленного облупившимися жердями угла. Чиркнув спичку, я отодвинул жерди и увидел за ними проход.
Я вылез с обратной стороны баньки. Здесь была протоптана незаметная со стороны потайная тропа. Я пошел по ней с величайшей осторожностью. Вдруг впереди возник большой серебристый диск со светящимся прозрачным утолщением в центре. И хотя никогда раньше я не видел ничего подобного, сразу понял — это была летающая тарелка!
С некоторой опаской я подошел к ней вплотную. Дотронулся до металла и тут же отдернул руку — он был обжигающе холодным. В пилотской кабине что-то заурчало, и она осветилась тем же малиновым светом, который горел в палатке Лили. Я увидел пульт, состоящий из множества разноцветных огоньков, похожих на стаю светлячков. За пультом сидела моя Ли. Она была в серебристом скафандре и шарообразном прозрачном шлеме. Я остолбенел: моя Ли — инопланетянка!
Все кончено. Лучше бы я попал в тюрьму. Даже пожизненное заключение оставляло надежду. По крайней мере я бы знал, что мы ходим по одной земле, дышим одним воздухом.
Черная бездна, сотни световых лет, разделяющих миры, легли между нами. Это была разлука, большая, чем смерть.
— Прощай, Лили. Прощай!
Вернувшись в палатку, я решил осмотреть вещи Ли, чего никогда не позволил бы себе сделать при других обстоятельствах. Среди вещей, о назначении которых я мог лишь догадываться, была одна, не оставлявшая сомнений в ее назначении. Полированная рукоятка. Широкий внушительный ствол и оптический прицел выдавали в ней оружие большой разрушительной силы. «Бластер», — догадался я. Я вышел наружу, сунул его под корень ветвистой старой ели и вернулся назад.
Через несколько минут появилась Лили. На этот раз от нее повеяло не сногсшибательными инопланетными духами, а земным запахом грибов и свежей малины. Раздевшись, она юркнула ко мне в постель.
— Что с тобой? — девушка коснулась губами моего лба.
Я привстал, нежно обнял ее и, прямо спросил:
— Лили, ты инопланетянка?
Она удивлено вскинула брови, но тут же овладела собой:
— Рано или поздно ты должен был это узнать.
— Почему же я понимаю ваш язык?
— Для нас это не проблема, Дан.
— Что привело тебя на нашу Землю? — спросил я как можно спокойнее.
— Дан, лететь стоит лишь за тем, чего у тебя нет и чего тебе ужасно хочется. На нашей планете есть все — утонченные искусства, совершенства техники. Но нет на ней восхитительного цветка, который есть на вашей молодой дикой планете и больше нигде. Этот цветок — любовь. Знаешь, как в других мирах происходит зачатие? В стационаре, с помощью медицинских инструментов, с одной целью — получить плод. Очень прозаично, правда? У вас иначе. Влюбленные не думают о плоде, любовь отделилась от беременности, деторождения, поднялась над физиологией и стала таинством.
Еще девочкой я прочитала в запретных книгах, что земная любовь — самое сладостное и горькое из всех чувств, какие только есть во Вселенной. И я мечтала испытать это колдовство страсти и горечи.
— Значит, ты прилетела за любовью?
— За мечтой, Дан. И здесь я встретила тебя… — она так нежно посмотрела на меня, что на какой-то миг я забыл о неизбежной разлуке.
— Во мне нет ничего особенного, Лили, — смущенно пробормотал я.
— И это восхитительно, именно это меня поражало в детстве, как можно полюбить человека и не знать, за что? Просто за то, что он есть. Я не верила, что такое бывает. Но случилось же! Я надеялась что и ты полюбить меня за то что я есть. Я была рядом, но ты не замечал меня, пока я не приняла эту экстравагантную внешность.
Лили, ласковая и прекрасная, прильнула ко мне, и я почувствовал свежий аромат ее дыхания.
— Пережив первую влюбленность в тебя, — продолжила девушка, — я испила из горькой чаши, я узнала, что такое ревность. Я была в баньке, когда вы с Эллой…
Девушка вдруг порывисто отвернулась от меня:
— Это было ужасно, я ходила как сумасшедшая по лесу. Противный!
Я покраснел:
— А этот егерь… — начал было я.
— Молчи, — перебила меня Лили. Сейчас я поднялась на вершины блаженства, недоступные рациональному разуму жителей нашей планеты. Я любима и люблю, Дан, — она пылко расцеловала меня.
— Лили, когда ты должна улететь?
— Не позже завтрашнего утра, Дан.
— А как же я? Я умру без тебя, любимая!
— Дан, я знаю, я преступница. Я виновата перед твоим и своим миром. Я не должна была этого делать. В ваших книгах написано, что землянин погибает от любви к инопланетянке, его сознание парализует мысль о космической бездне, а сердце не выдерживает разлуки. Поэтому ваша планета объявлена заповедником.
— Чтобы сохранить цветок? — горько усмехнулся я.
— Космическая полиция не дремлет. То, что вы принимаете за НЛО, их патрульные корабли. Их много. И еще за нами следят космические зонды враждебной Империи.
— Та злая звезда — зонд?
— Да.
— Что они с тобой сделают, Лили, если обнаружат?
— Об этом даже не хочется говорить, Дан. Это намного хуже вашей смертной казни. Меня расщепят на атомы.
— А что сделают со мной?
— Ты под охраной заповедника, тебя не убьют, но сотрут в памяти все, связанное со мной.
— А если мне легче умереть с мыслью о тебе, чем жить с обрубленной памятью?
— Они никого не спрашивают, Дан. Я знаю, мне не следовало прилетать сюда, ломать твою жизнь, любимый.
