тощими плечами, ответствовал:
— Мастер-пилоты не курят тоалач в этом баре.
— Тогда налей мне стопку жидкого тоалача.
— У нас не подают ни тоалач, ни кофе.
— Тогда аморгеник. Покрепче, чтоб гормоны заиграли. Нам предстоит деловая ночка.
Соли взял рюмку с какой-то дымчатой жидкостью и отпил глоток. В очаге позади нас треснуло и рассыпалось полено, брызнув углями и пеплом на плиточный пол.
— Мы пьем спиртное или пиво, — сказал Главный Пилот.
— Варварство какое, — буркнул Бардо и добавил: — Ладно. Мне пива.
— А как называется ваш напиток? — спросил я своего долговязого дядюшку.
— Виски.
— Мне тоже виски, — сказал я послушнику. Он наполнил большую кружку пенистым пивом, а бокал поменьше — янтарным виски и поставил напитки перед нами на стойку розового дерева.
Я глотнул и закашлялся, а Бардо, уже выхлебавший свое пиво, спросил:
— Каково это на вкус? — Я дал ему попробовать. Он тоже закашлялся, когда огонь обжег ему горло, и заявил: — Собачья моча!
Соли улыбнулся Лионелу и спросил меня:
— Сколько тебе лет?
— Двадцать один, Главный Пилот. Завтра, когда мы принесем присягу, я стану самым молодым пилотом за всю историю Ордена. Не подумайте только, что я хвастаюсь.
— А как же еще тебя понимать? — сказал Лионел.
Мы поговорили немного о происхождении таких колоссальных и загадочных явлений, как Кремниевый Бог и Твердь, и о прочих вещах, обычных для пилотов. Соли рассказал нам о своем путешествии к центру галактики, о плотных скоплениях горячих молодых звезд и об огромном кольцевом мире, который какое-то божество или кто-то еще соорудил вокруг Бетти Люс. Лионел утверждал, что колоссальные и зачастую неразумные галактоиды (он не любил слово «боги») организованы по иным принципам — не так, как наше убогое серое вещество: как бы иначе отдельные их доли — порой равные по величине лунам — могли поддерживать между собой связь через множество световых лет? Это был старый аргумент, часто используемый в ожесточенных спорах между пилотами и специалистами нашего Ордена. Лионел наряду со многими эсхатологами, программистами и механиками полагал, что галактоиды обрабатывают информацию посредством тахионных потоков, то есть почти мгновенно. Он считал, что мы должны попытаться наладить контакт с этими существами, хотя это чревато многими опасностями и может однажды вынудить Орден изменить свою политику вопреки убеждениям более консервативных пилотов старшего поколения — таких, как Соли.
— Кто может постигнуть разум, охватывающий тысячу кубических светолет космоса? — возразил Соли. — И кто знает, что такое тахионы? Возможно, галактоиды мыслят медленно, очень медленно.
Его самого происхождение и техника богов интересовали мало. В этом он был таким же занудой, как Хранитель Времени, и, как Хранитель, полагал, что некоторые вещи человеку знать не положено. Он прочел нам наизусть длинный список пилотов, в том числе и Тихо, которые погибли, пытаясь проникнуть в тайну Тверди.
— Они вышли за рамки своих возможностей, — сказал он. — Им следовало бы вовремя остановиться. — Я улыбнулся, услышав такие слова от человека, забравшегося дальше, чем кто-либо другой, от знаменитого пилота, чье открытие в скором времени вызвало кризис нашего Ордена.
Нам кружило голову то, что мы говорим с мастер-пилотами на равных — как будто мы уже давно принесли присягу и достойно проявили себя в мультиплексе. Я выпил свое виски, набрался смелости и спросил:
— Я слышал, скоро будет поиск. Это верно?
Соли заметно рассердился. Он производил впечатление угрюмого человека, и его зеленовато-голубые глаза смотрели печально и отрешенно — их взгляд говорил о ледяных туманах, бессонных ночах и припадках безумия. Его лицо, молодое и гладкое, как у меня, совсем еще недавно было старым и морщинистым. Личное время пилота в мультиплексе порой относится к невернесскому, как три к одному. Если бы я обладал мастерством цефика, то мог бы разглядеть старое лицо Соли под его новой, гладкой оливковой кожей — так некоторые видят черные увядшие лепестки на месте распустившегося огнецвета или голый череп под розовым личиком новорожденного. Один мастер-горолог, в чьи обязанности входило вычислять, сколько личного времени прожил пилот в космосе, с помощью сложных формул, где эйнштейново искажение времени сопрягается с непредсказуемыми возмущениями мультиплекса, сказал мне, что Соли в своем последнем путешествии состарился на сто три года и умер бы, если бы не искусство Главного Цефика. Это делало моего дядю, который подвергался омоложению трижды, старейшим пилотом нашего Ордена.
— Расскажите нам о своем открытии, — попросил я. Ходили нелепые слухи о том, что он достиг ядра галактики — единственный со времен Тихо, который вернулся назад полубезумным.
Он сделал длинный глоток, не переставая смотреть на меня сквозь клариевый бокал. Сырые дрова шипели, и с улицы доносился гул замбони, который, вися над дорожкой, пускал пар, разглаживая лед для завтрашних конькобежцев.
— Вот оно, нетерпение юности, — сказал Соли. — Ты приходишь сюда, не задумываясь о том, что пилоту хочется отдохнуть и побыть с друзьями. В этом ты похож на свою мать. Но раз ты уж дал себе такой труд и пострадал от шотландского виски, ты узнаешь, что со мной случилось, если действительно хочешь это знать.
Нормальный человек сказал бы попросту: «Я расскажу тебе, что со мной случилось», — но Соли, как и большинство выходцев с планеты мистиков Самум, соблюдал своеобразное табу относительно местоимения «я».
— Расскажите, — поддержал меня Бардо.
— Расскажите, — сказал я с той особой смесью поклонения и страха, которую испытывают кадеты к старым пилотам.
— Вот как это было. С моего отлета из Города прошло уже много времени. Мы, погруженные в сон-время, шли от окна к окну в направлении ядра. Звезды там многочисленны и сияют, как огни Квартала Пришельцев, — целый веер огней, но в точке крепления этого веера царит полная чернота. В белом свете сон-времени — вы, молодые пилоты, видите в нем только остановленное мгновение, и вам еще многому предстоит учиться — внезапно возникло прояснение и послышались голоса. Мой корабль сообщил мне, что получен сигнал при пересечении одного из биллиона лазерных лучей, исходящих из черной точки сингулярности. — Соли неожиданно стукнул пустым бокалом по стойке, и его голос поднялся на целую октаву. — Да, так мне и было сказано! Из нее! Это невозможно, но это правда. Биллион инфракрасных лучей, исходящий из черной гравитационной пасти. Плесни мне, пожалуйста, еще виски, — добавил он, обращаясь к послушнику.
— А дальше?
— Дальше голоса. Корабельный компьютер, принимая полтриллиона битов в секунду, переводил информацию лазерных лучей в голоса. Голоса утверждали, что они — будем называть их Эльдрией… Знаком вам этот термин?
— Нет, Главный Пилот.
— Так эсхатологи именуют расу, засеявшую галактику своей ДНК.
— Мифическую расу.
— Теперь она перестала быть мифической. Они —
