– Ну и что, что она резиновая? Многие люди не могут себе позволить настоящих женщин, таких, как Лейла, например, – без тени улыбки сказала Джонни.
– Ну Джонни, солнышко, – набравшись терпения, начал объяснять я. – Это же анекдот. Понимаешь? А-нек-дот!
– Все равно, не понимаю, что здесь смешного?
– Ну как, – растерялся я, – смешного здесь то, что мужик на полном серьезе несет своей бабе искусственные цветы… Понимаешь, здесь комизм ситуации в том, что людям все равно нужна любовь, пусть даже к резиновой бабе. Ну даже не знаю, что именно здесь смешного, но все смеются!
– Может, у меня что-то с чувством юмора…
Все, кому я рассказывал этот анекдот раньше, смеялись. Хотя, наверное, он был ровесником первой искусственной женщины, тогда еще безголосой и немеханизированной, выставленной на продажу в секс-шопе.
Точно можно утверждать одно: в Древнем Египте этот анекдот еще не рассказывали, поскольку резина еще не была изобретена. А может, я и не прав. Мало ли тогда было материалов – глина, пластик…
– Может, поговорим о чем-нибудь другом? – предложила Джонни.
Мы тряслись в надземке, возвращаясь в Анаграву. Напоследок мы промотали в лидийском казино последние деньги. Оно и неудивительно: я ставил на имя «Джонни», а она на имя «Серж» – теперь я думаю, что, если бы ставил на имя «Аля», так бы не продул. Выйдя из казино и пересчитав мелочь в карманах, мы едва наскребли на надземку.
Вообще, от бешеного темпа отдыха у меня лично начали закипать мозги.
Сначала «летающие крылья», затем – безумный, безостановочный, изматывающий секс (на второй день, когда первая усталость прошла и биостимулирующие препараты наконец-то начали действовать на полную катушку, мы просто как с цепи сорвались). И вот сегодня внутренний голос, старательно подделываясь под голос моего отца, сказал мне: «Притормози!»
Вот мы и притормозили.
Мы ехали в общем вагоне рядом с регочущими старшеклассниками, хурманчами и малосостоятельными семейными парами. По контрасту со стремительным летом кэба мне все время казалось, что мы вовсе не движемся к Анаграве со скоростью 250 километров в час, а стоим на месте.
– Давай поговорим о тебе, – предложила Джонни. – Ты такой классный!
– Может, лучше поговорим о тебе?
Не то чтобы во мне взыграла скромность. Просто надоело рассказывать истории, в которых Джонни не понимает половины «умных» слов, и травить анекдоты, соль которых ей не по вкусу.
– А что – с удовольствием! – просияла Джонни.
– Например, почему ты все-таки подписала контракт с системой «Шикарный выбор!»? Ведь у тебя есть профессия. Ты – танцовщица. И притом хорошая. Надоело танцевать? Просто нравится вся эта суета – клиенты, бары, все время предохраняться, чтобы не подцепить турботрип или чтобы не залететь? Такой вот бестактный вопрос…
– Да чего – вопрос нормальный, – отмахнулась Джонни. – Нравятся ли мне клиенты? Не знаю. Ты мне точно нравишься. А вот предыдущий, один козел с Первой Лунной станции, требовал, чтобы я отдалась ему в ванне. Прикинь?!
– По-моему, довольно стандартная и притом невинная фантазия. Половина порноканалов только ванны с бассейнами и показывает.
– Но только тот тип хотел, чтобы в ванне вместо воды были консервированные овощи. Брокколи, зеленый горошек, молочная кукуруза. Потом он еще туда куриных сосисок навалил и вылил десятилитровую бутыль фуззи-колы. Скажи, тебе бы такое понравилось? – гневно сверкнув глазами, осведомилась Джонни.
«Мне – нет. Но я ведь и не шел в проститутки», – промолчал я.
– И потом, я два с половиной года работала танцовщицей. Каждое утро разминалась по два часа, диета, все такое. Тогда я подружилась с Лейлой, которая работала в своем Институте. И оказалось, у нее все это время денег было в десять раз больше, чем у меня! И я подумала, что это несправедливо.
– Ну и?.. Хорошо платят в «Шикарном выборе!»?! Я имею в виду, сбылась мечта о справедливости?
– Держи карман шире, – надула губки Джонни. – Шестьдесят процентов забирает система… Да и клиентов негусто.
– Выходит, ты не прочь вернуться к танцам?
– А то как же! Что хорошего – дыру напрокат сдавать! – воскликнула Джонни так громко, что на нас тут же вытаращились полвагона. Даже пенсионеры попросыпались и навострили уши – то ли слово «дыра» на, них так подействовало, то ли слово «напрокат»?..
– Так почему ты не ищешь работу?
С минуту Джонни молчала. Если бы рядом со мной была какая-то другая женщина, я бы решил, что она обдумывает, что бы мне такого покультурнее соврать. Но относительно Джонни я был уверен: врать она не умеет. Для этого нужно иметь мозгов чуть больше, чем у курицы.
– Сказать по правде, я не знаю, как искать работу, – наконец призналась она.
– Но ты же как-то нашла работу в «Шикарном выборе!»?
– Мне позвонил агент, предложил, я и согласилась…
– А в «Сиреневую Осень» как попала?
– Менеджер «Осени» всегда ходил на просмотры в наш хореографический интернат… Ну, он меня и выбрал.
«Во дает! Девчонке восемнадцать лет, а она понятия не имеет, как искать работу!»
– Послушай, Джонни, а если бы я нашел тебе работу танцовщицей, ты бы бросила «Шикарный выбор!»?
Не то чтобы я считал проституцию безнравственной. Просто мне казалось, что такая славная девчонка, как Джонни, заслуживает лучшей участи, чем быть естествуемой среди сосисок, зеленого горошка и молочной кукурузы.
– Пожалуй, бросила бы. Только как этих жуликов бросишь?
– Как-как… Просто расторгни контракт. Скажи, что заразилась веганской гонореей, и они сами его аннулируют, не успеешь чихнуть…
– Эх, знать бы только, что такое веганская гонорея, – вздохнула Джонни и уставилась в окно. Кажется, глаза ее наполнились слезами.
– Это то же самое, что турботрип.
– А-а…
Глядя на ее худенькое личико с рельефно очерченными скулами, я сразу понял, что она ни на секунду не верит в то, что я всерьез стану заниматься ее судьбой. Что-то для нее подыскивать…
За эти дни мы успели немного узнать друг друга. Девчонка, осиротевшая в пять лет и всю свою сознательную жизнь проторчавшая в интернате, понятия не имела, что такое негосударственная, человеческая забота. Даже операцию по смене пола она сделала на деньги Фонда Эффективного Тендера.
Она плохо представляла себе, что такое любовь, что такое опека. Что такое дружба, в конце концов! А кем был для нее я? Просто клиентом. Любовником на час. Заплатил деньги – и прости-прощай!
Я обнял Джонни за плечи, и какое-то ранее незнакомое чувство ответственности затопило мою душонку. Неглубокую, согласен. И все-таки.
И тогда я подумал, что буду последним мудаком, если не попытаюсь помрчь ей.
