овощу ножом. Оставались последние штрихи, как вдруг нож предательски соскочил и порезал мне большой палец. Меня передернуло, по спине пробежал холод. Я зажала порез рукой и нервно выдохнула.
– Ну что? Я так и думала, – раздраженно проговорила мама и подошла, чтобы взглянуть на рану, – Дай, посмотрю.
– Не надо. Я не сильно, – сопротивляясь, выпалила я.
– На тебе лица нет, «не сильно», – причитала мама, настаивая на своём.
– Не трогай, пусть боль отпустит.
Я отошла на два шага, чтобы она отстала.
– Так не отпустит, ты сжала палец.
– Оставь, сейчас все пройдёт.
Я ходила из угла в угол, тяжело выдыхая, что пугало маму.
– Ну все, я за аптечкой, – с этими словами мать вышла из кухни. – Сейчас обработаем и перевяжем, – кинула она уже на ходу.
– Угу, – просочилось у меня.
Я решила взглянуть первой на невероятно щиплющий палец. Что ж как больно-то? Неужели так серьёзно? Только открыла – двухсантиметровый белый рубец на пальце покраснел, и тут же, на моих глазах, образовалась кровяная корочка. В дверях показалась мама с аптечной. К тому времени боль уже отступила. Я снова прикрыла палец. На лице отчетливо было заметно недоумение. Разве так бывает? Чудо какое-то.
– Я сама обработаю.
Я взяла перекись, бинт и отошла к раковине, чтобы мама не видела ни моей болячки, ни моего удивлённого лица.
– Трусиха, – прокомментировала она и взялась дочищать злополучный овощ, нервно дуя себе под челку.
Я облила свой палец раствором и, потерев запекшуюся кровь, обнаружила, что раны нет. Нет ни следа от пореза, только там слегка ныло при нажатии и чувствовалось какое-то уплотнение под кожей. Этот факт не укладывался в моей голове. Я ничего не могла сказать, но пережитое меня поразило. Я перевязала палец, чтобы мама не видела эффекта.
– Всё хорошо? – спросила мама, наблюдая моё взволнованное лицо. – Палец-то хоть на месте?
– Да, все хорошо, – успокоила её я и выдавила из себя улыбку. – Позовёшь жарить блины.
– Ой, не надо, обожжешься еще. Иди, отдыхай, горюшко моё, – сыронизировала мама.
– Не поверишь, все, как на собаке, заживёт, – кинула я ей через плечо, уходя.
– Это неплохо, – согласилась мама и включила миксер.
В своей комнате я развязала бинт, чтобы вновь взглянуть на это чудо. Я точно порезала большой палец. Мне было больно, очень больно. Моя рана затянулась прямо на моих глазах. Это невероятно! Как на собаке… Только место пореза, почему-то стало жёстким. Образовалось что-то наподобие подкожного угря, но он был не красным и не болел. Тысячи вопросов с тех пор кружились в голове, но я решила держать это в тайне, пока не разберусь сама. Представляю, что бы началось, если бы мама увидела это. Паника, анализы, исследования. Мама щепетильна в вопросах здоровья. Ей точно нельзя давать таких поводов для беспокойств.
С тех пор, всякая травма кожи вела себя также. Будь то царапина или ожог, или прокол – все затягивалось за считанные минуты, и образовывался подкожный панцирь. К шестнадцати годам таких уплотнения на моем теле было двадцать шесть. На коленях от падений во время тренировок образовались две плотные шишки, не говоря уже о различных царапинах и укусах из-за игр с моим любимым псом Бондом породы хаски. В общем, пальцы, кисти, локти, голени, колени и чуть выше были в новообразованиях. Из открытой, жизнерадостной девочки я превратилась в замкнутую, необщительную затворницу. Спорт бросила, с подругами общаться перестала, днем на улицу не выходила, начала носить закрытую одежду – опасалась, что мой секрет кто-нибудь узнает. Я сама не знала, как объяснить происходящее, не хотела стать объектом исследований или насмешек.
Жаль маму. Она, бедная, видит изменения в моем характере, пытается разобраться в причинах, но лишь натыкается на молчание или раздражение. Ещё бы, её гордость, гордость всей школы, всего двора, всеобщая любимица, уходит в себя, закрывается от всего мира.
Лишь Ритке, было все до фонаря, она злорадствовала, как обычно. Это было стабильно. Если бы не она, в комнате царила бы тишина. Она то тетрадь мою куда-нибудь специально спрячет, то вещи глаженые помнет, то печенье мое любимое съест мне назло. В общем, просто бедствие. Она мстила мне за мою прошлую безупречность. Я привыкла.
Как-то мне нужно было отрезать ткань по выкройки для урока технологии. Разгладила ткань, закрепила выкройку английскими булавками и преступила к резке. Резала портными ножницами, аккуратно, пока не вошла сестра.
– Ты не так держишь ножницы, лошара, – наблюдая из-за спины, прокомментировала она.
– Отстань, пожалуйста.
Я не прекращала резать материю.
– Сейчас криво пойдёт, – продолжала злорадствовать Ритка.
– Я справлюсь, уйди,– нервно процедила я, так же сосредоточенно продолжая.
– Давай я, криво ведь идет.
Ритка чуть ли не оттолкнула она меня. Это было возмутительно. Я бешено дёрнулась, чтобы пинуть надоедливую сестру и прошлась острыми ножницами себе по руке. Снова стало холодно всему телу от неожиданной боли, снова жуткое жжение. Я зажала порез рукой и выплеснула на Риту, не выбирая выражений, весь свой негатив.
– Кто тебя просил лезть, дура, ты? – сквозь зубы вновь процедила я.
– Ты сама дёрнулась. Я тебе помочь хотела, – оправдалась, как ни в чем не бывало, Ритка.
– Я тебя просила? Уж кого-кого, но не тебя. Зачем ты влезла, стервь?
Я заныла от волны жжения.
– Сильно?
Ритка тоже солидарно сморщилась, глядя на мою кровоточащую руку.
– Выйди, прошу тебя, – отвернувшись от неё к окну, попросила я.
– Как хочешь, – послышалось в ответ через полминуты. Она вышла из комнаты.
Я же снова убрала руку, чтобы понаблюдать. Жжение продолжалось, но рана затягивалась, кровь высохла. Я потянулась за влажными салфетками, чтобы вытереть руку. Вытерла – раны как не бывало. На этот раз сестра тоже это наблюдала. Она подкралась и из-за спины рассмотрела мое чудо.
– Ого, вот это скорость, – удивлённо говорила она.
– Оказывается, я ничего не порезала, – попыталась оправдаться я и снова закрыла руку.
– Как это? Кровища текла из пальца, я видела, а раны уже нет. Это что за фокус? – продолжала ошеломлённый Рита.
– Ну вот так. Кровь остановилась, рану я отмыла. Мне что, раскрыть ее для тебя опять?
–Так не бывает, раны нет, – продолжала допытывать она.
– Мне повезло – порез несильный, а сестрой – нет, – завершила я и начала собирать свои принадлежности. Убрав их, я сделала вид, что собралась почитать в другой комнате.
Она наблюдала за моими движениями, как будто я зомби. На ее лице застыли вопросы. Я попалась. Это же Ритка, вреднющий человек. Она теперь вынюхивать начнет, допытываться. Как же замять это дело?
Вечером, когда мы собирались спать, Ритка
