да ни о чем не думал.
Не знаю, как прошли эти два часа. Кажется, я пил кофе. И еще раз кофе. Кажется, Ольга что-то говорила, а я смотрел в окно. Небо хмурилось, и я вместе с ним.
В зал я вернулся на ватных ногах. По регламенту председатель должен был вывести результаты голосования на экран. Но пока что он стоял и задумчиво смотрел на меня. Наконец, все собрались, секретарь призвал зал к тишине.
— Что же, господин Коломойцев, — председатель как-то странно вздохнул, я так и не понял, что это — вздох облегчения или разочарования. — Решение почти единогласное. Всего два члена совета не согласились с общим мнением.
Сердце стучало в горле, не давая дышать.
Председатель активировал экран, но от напряжения цифры расплывались перед глазами, и мне потребовалось усилие, чтобы сфокусироваться на них.
— Я же сказала, ты молодец, — Ольга сжала мне руку.
Часть 2
Настоящее. Глава 8
— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите вопрос? — обернулся с переднего сиденья сопровождавший меня молодой капитан.
Я нехотя кивнул. Настроения разговаривать не было, но хоть какая-то возможность отвлечься. А то раз двадцать уже чуть не скомандовал развернуть машину и возвращаться в город.
— Вы отказались от костюма биозащиты. Значит, опасности нет и карантин скоро снимут? — паренек настороженно замер, ожидая ответа.
— Персонал на базе работает без костюмов, до сих пор все живы, — не слишком обнадежил его я. — А насчет снятия карантина могу только сказать, что это не в моей компетенции.
Паренек еще некоторое время смотрел на меня, то ли ожидая продолжения, то ли собираясь спросить еще что-то. Но, так ничего и не дождавшись, развернулся и уставился на дорогу.
За окном тянулась безрадостная осенняя степь, покрытая мокрой, пожухшей травой. Временами попадались островки подтаявшего снега.
Активировав коммуникатор, я сверился с картой. До базы, где разметили на карантин экипаж Четвертой Звездной, оставалось километров восемьдесят. Совсем немного по меркам Южной Сибири, через полчаса будем на месте.
Выцепив контакт Виктора, скинул ему сообщение, что уже подъезжаю, и попросил встретить. Потом, немного подумав, перенес официальную часть на полтора часа, написав капитану экспедиции, что сначала хочу поговорить с медиками. А то скучающий на Земле Аджит, чего доброго, сразу возьмет в оборот прибывшее высокое начальство.
В резервацию меня тянуло как магнитом. Хотелось вживую увидеть ребят. Вспомнить. Почувствовать себя в старой компании, хоть ненадолго. До вылета экспедиции еще удавалось сдерживаться, я ни разу не попытался пообщаться с кем-то из участников лично. Виктор не в счет. А сейчас сил уже не оставалось. Я даже придумал для себя обоснование поездки в резервацию: ребята побывали у Проксимы, привезли с собой то, что когда-то полностью изменило мою жизнь. Да и не только мою. Нужно проверить, смогу ли я ощутить то странное, что заставило их вернуться. Откликнется ли оно во мне? Так что, формально я ехал не только для того, чтобы повидать давних друзей.
Преимущество высоких должностей в том, что вместе с большой ответственностью даются и большие возможности. Я даже не стал размениваться на обычные пассажирские авиалинии, а заказал спецрейс с высадкой на ближайшем к базе полевом аэродроме. Оттуда до резервации можно было бы взять вертолет, но я выбрал машину. А потом всю дорогу нервничал, одновременно и стремясь к встрече с прошлым, и боясь ее.
Осень. Она была такой, какой я помнил. Мрачной, серой, готовой в любой момент пролиться дождем. Машина заехала на территорию, но выходить я не торопился. Сидел, вжавшись затылком в подголовник, и смотрел сквозь тонированное окно на знакомый парк, пытаясь выровнять дыхание и притушить нахлынувшие эмоции. Пока не увидел приближающегося Виктора. Вышел ему навстречу. Вдохнул влажный, прохладный воздух, пахнущий опавшей листвой. Засунул руки в карманы куртки.
— Когда мы говорили о романтике космоса и приключениях, я себе их представлял по-другому, — Витька протянул руку здороваясь. — Тём, почему у меня ощущение, что ты все знал заранее и специально нас подставил?
Если бы не сквозившее в его голосе ехидство, я бы, возможно, почувствовал угрызения совести. Но не сейчас.
Отпустив машину, мы неспешно двинулись в сторону медицинского корпуса. Хотелось задать тысячу вопросов, однако, избегая смотреть Витьке в глаза, первым я выбрал банальное:
— Как Алексей?
Остановившись, Виктор с интересом меня оглядел.
— Скажи-ка, Тёма, все правда так плохо?
— В смысле? — я даже вздрогнул от такого вопроса.
— Алексей ведь тебе не родственник. Слишком… вы слишком… даже нет, не похожи. Работы сейчас немного, так что из любопытства я достал из базы ваши ДНК. Вы — один человек. То есть то, что, по твоему мнению, ты от меня скрываешь настолько безумно? Почему тебя хватает только на полуправду и какие-то частные предсказания будущего?
Я пнул попавшийся на пути камень и глубже засунул руки в карманы. За двадцать лет у меня был миллион поводов кому-то все рассказать. Антону. Ольге. Виктору. Но я ни разу ни одним поводом не воспользовался. Так стоит ли начинать?
— Давай, колись, — почувствовал мои колебания Виктор. — Я достаточно дозрел до того, чтобы не отправить тебя в психушку, хотя раньше, признаю, такое желание возникало. Пару раз.
— Всего пару? — подняв на него глаза, я усмехнулся.
— Молодой ты более дурной, конечно — улыбнулся в ответ Виктор. — Но раз до таких лет дожил, значит, с возрастом дурь в мозги конвертируется. И если когда-то мозгов станет так же много, как в молодости дури…
Отвесив ему шуточный подзатыльник, я огляделся по сторонам.
— Пошли в тепло, есть место, где нам не помешают?
— Есть. И коньячок найдется. Чувствую, он понадобится, нам обоим.
Слушал Виктор практически не перебивая. Потом долго молчал. Я не торопил его. Стоял у окна, не спеша потягивая коньяк, смотрел на знакомый пейзаж. В голове было пусто, а на сердце — лишь грусть о давно прошедших днях.
— Почему ты ничего не попытался изменить? Собрать экипаж, рассказать, что произойдет. Дать другие координаты для прыжков?
— Зачем? — спросил я не оборачиваясь. Смотреть Витьке в глаза мне пока не хотелось.
— Вы же так и не разобрались, что такое распады? Может, это медленная смерть?
Я кивнул, все также глядя в окно. Потом обернулся.
— Знаешь… я ведь прожил долгую жизнь, Вить. И очень насыщенную. У меня было много времени на то, чтобы обо всем
