— Очевидно, правительство.
— Это не так просто, согласен? — заговорил Спаскок. — Правительства приходят и уходят. Тогда означает ли в данном случае «Волиен» неких постоянных официальных лиц?
— Конечно, нет. И так ясно, что такое Волиен, — сказал Грайс. — Это дух преемственности… — И, поскольку Спаскок и главный эксперт были готовы оспорить эту довольно неубедительную концепцию, он добавил: — Если «Волиен» может «гарантировать», должно же быть что-то постоянное, чтобы обеспечивать эту гарантию, даже если это что-то не так легко обозначить.
— Довольно логично, — согласился Спаскок, — но, с моей точки зрения, полный вздор. Прежде всего, если бы «Волиен» должен был постоянно реформировать свои структуры в соответствии с развитием науки, ему пришлось бы создать некий орган, специально для управления этими разработками и для воплощения их в указанные структуры.
— По-моему, ты как раз доказываешь мой постулат, — заявил Грайс.
— Но, — продолжал Спаскок, — тогда закон должен согласовываться с результатами современных исследований. А это не так просто.
— Исключительно просто, — возразил Грайс. — Стоит захотеть.
— Кому? — спросил главный эксперт. Обычно он держался весьма профессионально: осмотрительно, невозмутимо, не углубляясь в мелочи. Но сегодня он был неспокоен и сердит — и все знали причину. Давление сверху.
— Посмотрите на вопрос с такой точки зрения. — Инсент явно прилагал усилия, чтобы поддержать Грайса, хотя было очевидно, что это были именно усилия. — Если сочли необходимым поставить эту статью первой, — потому что наше знание о себе переросло наши правовые и социальные структуры, значит, не могло быть никакого соглашения.
— Наше? — холодно спросил Спаскок у Инсента, явного чужестранца, как всем известно, прибывшего «очень издалека».
— Я отождествляю себя с Волиеном, — пробормотал Инсент.
— С чем? — вопросил главный эксперт, пытаясь иронизировать.
И тут наступило долгое унылое молчание. Профессионалам трудно переступить через свой профессионализм. В обычное время не допустили бы, чтобы подобный иск дошел даже до этой стадии рассмотрения.
— Я не понимаю, как вы можете отрицать, — сказал Грайс, с привычным ему формальным презрением, — что перед нами Конституция, которая дает определенные обещания?
— Этого мы не отрицаем, — возразил Спаскок.
— И что эти обещания не выполнены.
— Это уже другой вопрос.
— Я предлагаю это доказать.
— У меня есть предложение. Мы должны создать Специальный Комитет…
— Ну, это, конечно, шутка, — вставил Грайс.
— …чтобы дать определение точному значению следующих слов: «Волиен» (в настоящем контексте «он»), а также «гарантирует», «обеспечивает» и словосочетанию «в соответствии с».
— Согласны, — хором произнесли все трое экспертов-консультантов.
— Отлично, — согласился Грайс, — формально вы в своем праве. Но я при этом требую права быть выслушанным судом присяжных.
— Ты что, Грайси, — обалдел защитник, — тебе это надо?
— Да, господин защитник, надо.
Понимая, что потерпели поражение, рассерженные эксперты-консультанты и Спаскок буквально оцепенели, а судебные чиновники вышли на улицу и вернулись, ведя за собой первых попавшихся двенадцать человек.
Настроение народных масс на Волиене очень переменчиво. Одновременно с волнением, вызванным слухами о неизбежном вторжении, растет возбуждение и душевный подъем. Все взволнованы, все суетятся, спрашивают друг друга о новостях, необходимых им для подпитки. Обычно достойное и формальное поведение судейских чиновников сменилось чуть ли не халатностью, с оттенком презрения.
— Эй вы, сюда, сюда, нам нужны присяжные, тут иск подал настоящий чудак… Не поверите, что у них состряпано на этот раз… Приходите, поржете от души, уж это точно…
В таком духе народ зазывали в суд на роль присяжных. В ложе присяжных столпилось семеро солдат и пять гражданских лиц, они улыбались и были явно празднично настроены, что, вопреки всякой логике, объяснялось близостью войны. Главный эксперт неодобрительно посмотрел на собравшихся, их лица тут же посерьезнели, и они внимательно выслушали вопрос:
— Вы согласны или нет, что Грайс, губернатор Волиенадны, имеет право подать в суд на Волиен за пренебрежение теми своими обязанностями по отношению к своим гражданам, которые указаны в Конституции?
Едва сдерживая улыбки, присяжные обменялись взглядами.
— Согласны, чего там, — сказали они. — Валяй! Во дает! Да мы бы тоже не возражали немного тут…
— О, прекрасно, — кивнул Спаскок, — очень хорошо. Тогда давайте назначим Специальный Комитет и начнем работать.
После этого Инсент подошел к Грайсу и сказал, что «по объективным причинам этот суд стал галактической аномалией». Это весьма заинтересовало Грайса. Он сам признавался, что когда он слышит слова вроде «галактический», ему кажется, что «его голову наполняет прохладный воздух». Но в данном случае его мнение об Инсенте сработало против намерений того.
— Вы, люди «издалека», не можете понять наших местных условий.
— Но ведь я живу тут, верно?
— Это не имеет значения; тут надо родиться.
— Ну вы сами не ахти какая реклама того, что тут следует родиться. Посмотрите только, какие у вас тут проблемы.
— Да, но с помощью этого суда, помаленьку, потихоньку…
— Грайс, поверь мне, этот суд — просто нецелесообразен.
— Как можно так говорить, когда положение отчаянное! Да уж, в этом весь ты! Бессердечный, холодный!
— Неужели сам не понимаешь, что…
— Постой, скажи мне честно, выполняет ли Волиен то, что обещано в Конституции?
— Нет, конечно, нет. Но, если брать в масштабах Галактики, то можно утверждать, что счастлива та планета, на которой вообще не нужны никакие конституции…
— Ты еще можешь шутить!
— Я вовсе не шутил — разве плохая мысль?
— А тем временем справедливость… — От слова «справедливость», да еще после слова «галактический», Грайс окончательно размяк. Слезы побежали по его лицу, он повернулся лицом к Инсенту, демонстрируя их собеседнику.
— И, кстати говоря, неправильно считать, что местные проблемы может понять только тот, кто вырос в этой атмосфере. Наоборот. Вот, например, я. Да и ты тоже.
Теперь вы уже понимаете, что Инсент быстро выздоравливает.
Но он снова путешествует по Волиену и объясняет всем, кто готов слушать, про животный мозг и высший разум. «Видите ли, — убежденно втолковывает он, — когда вы оказываетесь в стаде или толпе, тогда вами управляют инстинкты, свойственные этому окружению. Когда вы на улице в толпе, вас тянет издавать ритмические многократные крики. Вам хочется жечь, ломать и разрушать, вы вынуждены убивать. Но когда вы сидите себе спокойно в одиночестве, как передо мной сейчас, тогда вами управляет высший мозг и ваше состояние соответствует высшим импульсам, вы меня поняли?»
