В окружении десятков разновозрастных ребятишек, лупящих бумерангами кто ввысь, а кто и во все остальные стороны света в надежде сбить себе какой-нибудь киндерсюрприз, на фоне их благообразных мамаш, папаш и электронных Мэри Поплине, скучающих на лавочках поодаль, выглядела эта пара зловеще. По крайней мере, одного случайного взгляда, брошенного на них, хватало, чтобы определить: эти озабоченные, хмурые люди не имеют к резвящимся детям, к этой залитой солнцем площадке, к конфетти и поп-корну, к, киберстрекозам и киберчервячкам никакого отношения.
Лица у них были такие, словно оба дожидались, когда же, наконец, все вокруг сгорит в липком пламени термоядерного фугаса.
Лейла была, как всегда, при черной вуали, на профессиональной высоты каблуках и с вызывающим декольте. А вот центаврианец, напротив, оделся нарочито строго. На нем мешком висел сталистого цвета костюм с высоким воротником и широкими рукавами. Его ноги, несмотря на жару, были обуты в высокие черные полусапожки государственного служащего. Костюм был застегнут на все пуговицы. А в руке центаврианец сжимал… тот самый мелодичный контейнер.
Залетный бумеранг с гулом стукнулся о стенку контейнера.
Какой-то мальчонка лет тринадцати полез извиняться. Лейла непедагогично зашипела в его адрес. Центаврианец скривился и погрозил озорнику пальцем, приговаривая какие-то гадости.
«Контейнер при нем! Значит, не ошибся! Не ошибся!» – твердил я, не сводя глаз с Лейлиного крупа.
Но особого ликования почему-то эта мысль в моей душе не вызвала.
Напротив, у меня в животе вроде как все вмиг опустело. Горло сжал такой знакомый по Глокку спазм. Помнится, наш ротный психолог называл такой спазм «физиологической интуицией»…
Только тогда, в парке, до меня наконец дошло: на протяжении всей этой охоты на Лейлины секреты я все-таки в глубине души надеялся, что это не всерьез. Что Лейла просто сексуальная маньячка со странностями. Что их дружба с центаврианцем не имеет никакого отношения к психосканированию наших вояк. И тэ да и тэ пэ.
Мы верим только в то, во что нам удобнее верить. Вот такие мы страусы.
Но теперь же сомнений совсем не оставалось – удобно не удобно, а изволь хавать правду. Увы, вместе с осознанием этого факта в моем мозгу начала крепнуть уверенность, что я снова вляпался в дерьмо по самое не балуйся.
Лейла и центаврианец оглашали детскую площадку темпераментной руганью. Наверное, опять не сошлись в цене. А может, очередной залетный бумеранг шлепнул Лейлу по крепкой заднице. Я же, на негнущихся ногах человека, открывшего «страшную тайну», направился к загодя взятому на заметку окну видеосвязи, которое располагалось метрах в пятидесяти от Волшебного Дерева. Согнувшись в три погибели и едва не касаясь носом экрана – конспиратор хренов, – я прошептал нужный номер.
– Это полиция?
– Да. Участок двести восемь.
– Девушка, я хотел бы заявить на центаврианца по имени Йом Хоми.
– Тип правонарушения?
– Шпионаж.
– Как вы сказали? Говорите громче! Не шепчите!
– Шпи-о-наж. У меня есть сведения, что Йом Хоми и Лейла Кахтан вошли в преступный заговор с целью
незаконного психосканирования военнослужащих правительственной армии.
В этот момент я вдруг со всей ясностью осознал, каким олигофреном сейчас выгляжу. В глазах гуляющих родителей и их чад, в глазах этой девушки из полиции… Безумный взгляд, отрывистый шепот…
Шпионы. Спрашивается, ну какие могут быть шпионы в такой чудесный день? Но мне ничего не оставалось, как гнуть свою линию.
– Все это очень интересно… но дело в том, что мы не занимаемся подобного рода правонарушениями, – мило
улыбнувшись, отвечала полицейская. По этой улыбке я сразу определил, что она уже поставила мне диагноз: очередной чокнутый фантазер, одержимый шпиономанией.
– Если не вы,то кто тогда занимается подобными правонарушениями?
– Ну… это всем известно. Шпионаж находится в ведении Управления Оперативной Разведки.
– Тогда подскажите мне номер контактной службы…
– Сейчас, минуточку… Хотя в принципе на вашем месте я бы…
– На моем месте вы делали бы то же самое, милая девушка! – не выдержал я. – Потому что я только что собственными глазами видел, как эта самая Лейла Кахтан передала центаврианцу Йому Хоми контейнер, набитый инфокристаллами с результатами психосканирования наших с вами коллег! Я лично видел незаконно установленный психосканер в комнате у Лейлы Кахтан!
– Не нужно так нервничать, молодой человек! Сейчас, одну минутку…
Но не успела девушка одарить меня номерком информатория оперативной разведки (а ведь я мог и сам догадаться, растяпа, что звонить нужно в первую очередь туда), как моя шея вздрогнула от холодного металлического прикосновения.
Неужели ствол пистолета? Черт возьми, да это как в комедии про агентов национальной хурманчианской безопасности!
Однако смеяться мне почему-то не хотелось. Так всегда бывает, когда кинокомедия перемещается с экрана видеокубика в гущу твоей персональной, единственной жизни.
– Не шевелиться, – сказал мужской голос у меня за спиной.
Сразу вслед за этим облаченная в серебристую перчатку рука нырнула мне под мышку и, метнувшись к панели управления видеоокном, нажала на кнопку «Конец связи».
С характерным электрическим шорохом экран погас, а у меня вдоль хребта поползли предательские мурашки.
– Хреновые твои дела, парень, – объяснил тот же вкрадчивый голос. Если бы змеи могли говорить, уверен, голоса у них были бы такие же точно. – Сейчас
ты отдашь мне свою сумку с «Майкрософтом» и медленно, очень медленно, пойдешь по направлению к
тому черному мобилю. Видишь? Да-да, к тому, который припаркован на стоянке «Макарры». И не вздумай брыкаться л строить тут передо мной бэтмена, рядовой Сергей ван Гримм…
«Боже, они уже и имя мое вынюхали! – ужаснулся я. – Да ладно имя. Они знают даже марку моего пистолета-пулемета! А ведь я его еще и не доставал!»
Это довольно-таки неприятная ситуация. Когда «они» про тебя знают все, а ты про «них» – ничего. Кроме того, что «они» – шпионы.
Не оборачиваясь, я покорно отдал ему сумку. Увы, теперь я оказался совершенно безоружен. С деланной непринужденностью шагая в сторону указанного мобиля, я бросил косой взгляд в сторону Лейлы и центаврианца.
Они все еще разговаривали и, кажется, вообще не видели меня и моего конвоира. А может, и видели, но делали вид, что их это не Касается…
Я уже мысленно составлял завещание, как вдруг отчетливо услышал глухое «б-бац!», вроде как стекло треснуло.
Вслед за этим «бац» мой конвоир взорвался отборной руганью. Между прочим, судя по характерным прищелкиваниям языком, матерился он на каком-то из веганских диалектов.
