Ознакомительная версия.
Смотрел на разбитые кулаки, на перевернутые столы, разбитые сосуды с мертвой плотью и стекающей на пол жидкостью. Космос велик, в нем слишком много зла, чтобы справиться с ним одними кулаками…
Друзья уже пришли в себя: Кнак безуспешно пытался встать, падал, снова пытался. Гор же стоял на коленях, склонившись над застывшим телом Жреца.
Шатаясь, шипя от боли, чувствуя себя, как в бреду, Мах подошел к Гору. Мим отбросил с лица Жреца ткань и внимательно всматривался в мертвые черты. Не глядя на Маха, сказал:
– А ведь он в чем-то прав, этот мерзавец. Неспроста мы здесь оказались, совсем неспроста. Только, вот, он не подумал, что не ему надлежит развязывать проклятые узлы. Все потому, что нельзя просто брать и рубить. Нет, так это не работает. Он не понял – и теперь лежит на полу, удивляется…
Мах все еще не пришел в себя, он не понимал, о чем говорит Мим. Зато к ним быстро подполз Кнак – подняться на ноги ему так и не удалось.
– Надо сматываться, – бормотал он. – Быстрее, пока не набежало охраны. Может, еще успеем… А-а!
Кнак отшатнулся, словно увидав приведение.
Это действительно странно – если еще не привык к выходкам Мима.
Над телом мертвого маньяка теперь возвышался новый, совершенно живой Жрец.
– Надо что-то делать с телами, – задумчиво проговорил он. – У меня есть идея: раз мой двойник так любил жертвоприношения, не посвятить ли нам эти жизни чему-то более достойному?
Кнак ткнул пальцем в Жреца, разразился истерическим смехом:
– Это ты… Это ты… Ха-ха-ха! Ну, ты даешь! Тебя же никто от него не отличит! Обалдеть!
Мах легонько толкнул Кнака – смех прекратился.
– Это задумывалось, как крайний вариант, – спокойно сказал Гор, кутаясь в снятую с подлинного Жреца хламиду. – Мах, посмотри, не осталось ли живых?
Мах медленно покачал головой. Слепая атомная ярость никому не давала шансов.
– Так оставлять нельзя, – хрипло сказал Мах. – Спрятать бы… Но где?
– Поступим с их телами, как они поступали с другими, – торжественно сказал Гор. Он смотрел на сосуды с жуткими запасными частями.
Нет, это говорил не Гор – Жрец.
И от того Маху стало страшно. Это еще хуже, чем маска абстрактного Негодяя. Это что-то запредельное, совершенно противоестественное для человека…
Но не повиноваться Жрецу нельзя. Мах вместе с Кнаком торопливо, одно за другим собрали тела, свалив их на огромный черный алтарь.
Жрец знал что делать. Он взял из коченеющей руки массивный жезл, нажал на грань большого черного камня. С потолка опустился разделочный блок – и приступил к своей обычной работе…
– Пошли от сюда, – сказал Гор. Голос его предательски дрогнул – даже для Мима некоторые роли чересчур ужасны. – Надо пользоваться ситуацией, пока никто не очухался. Кнак, соберись с мыслями. Сейчас понадобятся все твои знания…
Они уходили из зала ужасов.
А со стены на происходящее равнодушно смотрели все еще живые, медленно плавающие в питательной жидкости глаза.
Шхуна заложила вираж и, соскользнув с эллиптической орбиты, врезалась в атмосферу планеты. Языки плазмы расползались по призрачным стенам, словно не в силах проглотить слишком крупную добычу. Корпус чуть вибрировал, подыгрывая ощущениям пассажиров. Умелые руки пилота тонко играли нитями управления, удерживая корабль на границе предельной скорости и саморазрушения.
Пилот, несомненно, ас и, к тому же, романтик. Ни к чему сейчас такие фокусы – выигранные минуты ничего не решают. Но Летуны любят пребывать на пределе – это часть их натуры, заложенная где-то в глубинах генетического кода.
Поджигателю близка такая тяга к риску. Именно потому он здесь, в этом не слишком спокойном месте, неброско одетый, как обычный житель Вольных миров – а вовсе не в тоге Стратега, в роскошном и надежном дворце. Жизнь многое теряет, когда перестаешь идти по грани.
Но еще преснее она становится тогда, когда расслабляется весь человеческий род. Рутина и повседневность – мнимое благополучие.
Страх, смятение, злоба, острая жажда жизни и победы – вот, в чем подлинная музыка жизни…
Рогги Бур улыбался собственным мыслям, пока шхуна купалась в огне, вспарывая рафинированную атмосферу Зирги. Посадочный робот гавани нудно вещал о правилах безопасности полетов, предлагая свои услуги по ведению прибывающего судна. Пилот лишь молча улыбался.
Один миг – и всполохи плазмы схлынули, уступив место величественно ползущему пейзажу. Любимое для человеческого глаза сочетание: заснеженные вершины гор, лазурное море, красивый город. Кто его знает – что здесь было, когда планета находилась в статусе мертвой Целины? Бескрайние пустыни? Кипящий вулканический ад? Только разум способен превратить мертвую каменную глыбу в цветущий сад.
Правда, на этой варварской Зирге не знают меры – море здесь почти изумрудное, снег отдает химической синевой, а город кричит эклектичной, чудовищной архитектурой. И эта атмосферная реклама…
В общем, все то, что так привлекает сброд с окраинных миров, и что так нравится Поджигателю: самая питательная среда для разжигания конфликтов. Впрочем, конфликты в Вольных мирах сейчас не столь актуальны. Его ставки в деле воцарения живительного Хаоса гораздо выше.
– Гавань принимает, – доложил Летун.
– Вот и славно… – с улыбкой произнес Рогги Бур. – Наконец-то разомну ноги…
Он и вправду в одиночестве сошел по сходням и отправился в город пешком – он, носитель высшей власти величайшей из созданных звездных империй.
В этом надо знать толк. Это высшее наслаждение – бродить неузнанным среди людей, как дьявол, что прячется у тебя спиной, с улыбкой отслеживая твой взгляд, в ожидании случая представиться новым другом и прекрасной незнакомкой…
Впрочем, дело не только в романтике улиц и утонченных запахах подворотен. Здесь, у самого дна, порой и вершится большая политика. Большинство тиранов предпочитают действовать чужими руками. Но кое-кто не чурается грязной работы.
Все дело в самой обыкновенной, самой человеческой жажде жизни. В стремлении ощущать ее каждой клеточкой, оказаться на самом острие ножа…
Когда твоя жизнь становиться смехотворно короткой – начинаешь по-новому ценить дарованные минуты. И если у тебя нет времени, чтобы построить свой собственный новый мир – почему бы не использовать почти безграничные силы и средства, чтобы разрушить мир других? То же самое удовольствие, только с несколько иным знаком…
Атмосферная реклама рассыпалась в неимоверном количестве предложений, подстраиваясь под каждого случайного наблюдателя. Рогги Бур не слишком интересовался содержимым рекламы, хотя, пожалуй, был в состоянии позволить себе любое из предлагаемых благ. Но то, что его интересует – это нечто совершенно особенное, что не решится предложить никакая реклама ни за какие деньги…
Ознакомительная версия.
