он, почесав нос. — Известно, что деваки неразборчивы в половых связях. Жюстина думает, что нашим женщинам нетрудно будет собрать образцы их спермы.
— Но ведь со стороны Жюстины это адюльтер! — вскричал я. — И если вы полагаете, что моя мать будет…
— Ни твоя мать, ни Жюстина сперму собирать не будут. Никто не станет требовать от твоей матери невозможного, а Жюстине, как замужней женщине, это и вовсе не пристало. Жюстина особо подчеркнула, что здесь нужна женщина свободная. Сбором спермы займется Катарина.
— Катарина?!
— Да.
— Ваша дочь?! Хотите сделать из своей дочери шлюху?
— Катарина сама это предложила — не я.
— Я вам не верю!
Он бросил на меня быстрый взгляд, и я понял, что протестую слишком уж бурно. До этого момента он, возможно, и не подозревал о моих чувствах к Катарине. Я стиснул зубы и сжал шило так, что оно впилось мне в пальцы.
— Дочь, говоришь? — Он улыбнулся, и мне захотелось вогнать шило прямо ему в глаз. Никогда еще я не затрачивал таких усилий на борьбу со своей яростью, никогда так себя не сдерживал. — Да, она действительно ею была.
— Не понял.
Он уставился на свой полоз, трогая его большим пальцем, — так, словно смотрел не на материальный предмет, а на отрезок своей прежней жизни. Как я ненавидел эту его замкнутость! В каждом человеке и в каждой проблеме он умудрялся найти предлог для покаянного исследования рубцов и потемок собственной души.
— Раньше, когда она была маленькая, — медленно проговорил он, — мы понимали друг друга с одного взгляда. Она была умна не по годам и такая хорошенькая. Но когда она стала скраером — не пилотом, согласно моему желанию, а проклятым скраером, — мы не могли больше обмениваться взглядами, потому что она вырвала себе глаза. Нет, Катарина покинула меня уже давно.
Я сказал, что не могу поверить, чтобы женщина из нашего Города, а в особенности моя кузина, согласилась лечь с деваки — хотя, по правде, я легко себе представлял, как она выкачивает жизненные соки из грубых и похотливых пещерных самцов.
— Возможно, цивилизованные мужчины ей наскучили, — сказал Соли. Мне казалось, что он смотрит на мои стиснутые пальцы, на дрожащие руки. — А возможно, ей просто интересно — она всегда была любопытной.
Я ткнул шилом куда попало, ощутил острую боль в бедре и вскрикнул. Костяное острие проткнуло мои шерстяные штаны, и на них расплывалось темное пятно. Лико, усердно грызший кость, вскочил на ноги, принюхался и заскулил, переводя взгляд с Соли на меня.
Соли покачал головой, глядя, как я обнажаю рану.
— Нужна помощь, пилот? Экая неосторожность. — И он протянул ко мне руку.
— Будь ты проклят! — Я встал и сгреб его за локти, а он — меня. По ноге у меня струилась горячая кровь, и Лико лаял, не зная, как ему быть. — Будь ты проклят!
Мы стояли, крепко сцепившись, и я чувствовал мощь его нового тела. Я пытался высвободить одну руку, чтобы вцепиться в мягкое место у него под ухом и оторвать ему челюсть, — но он держал меня с такой же силой, как я его. В его холодных глазах я читал полную уверенность в том, что мы, с нашими укрепленными связками и сухожилиями, способны уничтожить друг друга — разорвать на куски, поломать кости, превратить драгоценный мозг противника в месиво. Сильный мужчина может быстро убить сильного мужчину — в тот миг я понял это и знал, что Соли тоже читает в моих глазах сознание этого. Я знал, что никогда больше не смогу напасть на него в гневе, не будучи готов убить его.
Я выдернул шило из бедра и бросил его на связку шегшеевых шкур. Оно подскочило, оставив кровавый след на белой выделанной коже. Я попытался остановить кровь так, как это сделал поранивший руку Мехтар. Мозг способен управлять мускулами тела, и это настоящее чудо. Я попытался осуществить это чудо на практике, а Соли, потрепав Лико по голове, кивнул мне и сказал:
— Я понимаю, как тебе больно.
Не знаю, о чем он говорил: о ноге или о моем бешенстве по поводу предлагаемой деятельности Катарины. Больше он не упомянул об этом ни словом (и Катарина тоже не ответила мне, когда я спросил, действительно ли она сама вызвалась собирать сперму). Десять дней спустя, в начале самых жестоких морозов глубокой зимы, перед рассветом, Бардо, я и все мое злосчастное семейство вывели наши груженые нарты из склада. Мы проследовали по улицам Академии к Крышечным Полям, где ждал ветрорез, чтобы, пролетев шестьсот миль, высадить нас среди западных льдов.
Итак, Человек поместил свое семя в Пробирку, после чего из искусственных чрев вышло множество как человеческих рас, так и тех, что больше не были человеческими. Элиди отрастили крылья, агатангиты придали себе форму тюленей, чтобы плавать в водах своей планеты; хоши овладели трудным искусством дыхания метаном, алалои открыли для себя древние, но неувядающие ремесла. В Цивилизованных Мирах немало таких, кто постарался хоть немного, да улучшить свою наследственность. Эталоны Бодхи Люс, например, пожелали, чтобы их дети были выше их, и постепенно, дюйм за дюймом, поколение за поколением, вывели человеческую породу десятифутовой вышины. Когда люди с разных планет обнаружили, что больше не могут вступать в браки и иметь детей естественным путем, воцарился хаос. Так Человек сформулировал третий и самый важный из своих законов, который позднее назвали законом Цивилизованных Миров: человек может делать со своим телом что ему вздумается, но его ДНК принадлежит его виду.
Хорти Хостхох, «Реквием по хомо сапиенс»
Десять Тысяч Островов — это огромный архипелаг, разбросанный на четырех тысячах миль океана, острова широким полумесяцем тянутся от Ландасаллы на крайнем западе до Невернесса на юго-востоке. В действительности их не десять тысяч, а намного больше. Большинство из них — это мелкие вулканические образования, ставшие почти плоскими под действием ветра, льдов и силы тяжести. На этих тундровых островках растет только осока и лежит плотный снег. (Собственно говоря, «Десять Тысяч Островов» — это вольный перевод девакийского «гелагеласалия», что означает «много-много островов». Деваки, как и все алалойские племена, обозначают все числа больше двадцати выражением «гела».) Все тридцать три племени расселились на более крупных островах. В южной группе архипелага, которая называется Алигельстеи, или Сверкающие Камни Богов, жизнь бьет ключом. Острова эти очень красивы. В их вечнозеленых лесах алалои охотятся на шегшеев и грузных мамонтов, заслоняя глаза от ярких переливов снеговых полей; здесь в своих
