еще, кроме пустоты. И даже в пустоте я хочу, чтобы со мной осталась память о Нейдане Шиндари, которого я честно украла, и поэтому он теперь немного моя собственность.
Он ответил на мой пристальный взгляд неожиданно ласковой улыбкой и скомандовал:
— Как только закончите, собирайтесь все в том большом зале. Мы перетащим туда тех, кто не может ходить самостоятельно. Джо, ты со мной?
Кивнула, соглашаясь. Со всем и на все.
Лучше заняться делом, чем мысленно отсчитывать секунды до конца.
Нергиты суетились, расчищая пространство главного помещения лаборатории, освобождая пятачок по центру. Я помогала стаскивать туда их беспомощных соотечественников. Те, кто могли передвигаться самостоятельно, тащились следом.
Сердце отбивало частый ритм.
Он что-то придумал.
Что-то очень нергитское, о чем я не могу даже догадаться, потому что не знаю толком пределов их способностей.
— Мы закончили! — в зал ворвались наши чернокрылые. — Информация ушла на корвет, а там уже дело за Трией и Форксом.
Шиндари кивнул и скомандовал своим людям:
— В круг!
Оставалось полторы минуты.
Беловолосые окружали нас, людей и пленников Пхенга, разворачивались к нам спиной и застывали, подобно истуканам. В круг вставали все, кто мог держаться на ногах.
Пятьдесят секунд.
— Замкнуть круг!
Нергиты взялись за руки, заключив нас в кольцо. Я начинала понимать, что они собираются сделать.
Тридцать пять секунд.
Нейдан обернулся, нашел меня взглядом и неожиданно подмигнул:
— Надери пхенговцам задницы, Джо!
В горле пересохло, я подскочила, рванулась вперед, но несколько рук вцепились в меня и утянули обратно. Попыталась вырваться, но понимающий и печальный взгляд пожилой нергитки остановил меня. Она утешающе погладила меня по плечу:
— Он выбрал спасти большинство. Это его путь.
Десять секунд.
Воздух задрожал от разлитой мощи, которая концентрировалась над нашими головами. Уже знакомый мне силовой щит, но на этот раз огромный, насыщенно-зеленый, накрыл живое кольцо.
Смотреть, как кучка нергитов накрывает нас энергетическим щитом, который потрескивал от перенасыщенности энергией, было жутко. Как никогда ясно я понимала, почему их недолюбливают в Содружестве. Прогнуть под себя существ, обладающих такой силой, невозможно, а смириться с независимостью маленькой одинокой планеты сложно и обидно.
А за пределами защитного купола разверзся ад. Тьма, огонь, обломки стен и оборудования, все обрушилось на созданную нергитами защиту. Она подрагивала, искрила, но не поддавалась. В груди робко проклюнулась надежда, что все действительно обойдется…
Шиндари, с которого я не сводила глаз, покачнулся. Я видела, как по его шее из ушей медленно текла вязкая темная кровь.
Стихия за пределами энергетического купола утихла. Мы, люди и нергиты, тесно прижаты друг к другу, боялись поверить, что все закончилось. Лаборатория уничтожена, а мы — нет. Мы живы, и будем жить, и от этой мысли хотелось одновременно кричать и плакать, и в то же время я не могла выдавить из себя ни звука.
Потрескивающий энергетический купол истончился и пропал. Лицо опалило жаром, легкие забились пылью и вонью горелой пластмассы. Пожилая женщина рядом закашлялась. А нергиты, что стояли к нам спиной, начали падать.
Они валились на землю один за другим. Разжимали сцепленные ладони и падали навзничь, прямо на дымящиеся еще обломки.
— Нейдан… — просипела я сквозь стиснутое спазмом горло, не понимая, что делаю, рванула к своему нергиту и едва успела его подхватить.
Меня, словно бетонной плитой, придавило весом неподвижного тела. Голова его откинулась безвольно, а по лицу из глаз бежали кровавые дорожки.
— Нет-нет-нет… — шептала бесцельно, вникуда, пространству, Матрице, хоть кому-нибудь!
Пыталась нащупать пульс, но чувствовала лишь гладкую прохладу кожи — у нергитов не росли бороды. Ничего, пустота, затягивающая в себя, как черная дыра, в которой нет ничего, ни света, ни радости, одно лишь бесконечное отчаяние с привкусом пепла.
47
Глаза жгло то ли от дыма пожара, то ли от непролитых слез.
— Пойдем, — кто-то тронул меня за плечо. Я дернулась, уходя от чужого нежеланного прикосновения. — Нужно уходить. Лес занялся, не сгорим, так задохнемся.
Здравый смысл схлестнулся с цунами эмоций, с которыми я не умела справляться, времени предаваться рефлексии не осталось, там, за моей спиной, сидели и лежали почти полторы сотни измученных гражданских, на орбите держали оборону корабли под командованием Трии, но отпустить неподвижное тело казалось невозможным. Как будто пока я его держу, все еще можно исправить. Словно есть надежда, и я ухватилась за самый ее кончик.
А потом — слабое биение пульса в подушечки пальцев.
Я запрокинула голову, сдерживая слезы, и дышала, словно все это время плыла под водой без возможности сделать ни вдоха, и наконец дорвалась до кислорода.
Живой, слава Матрице, живой!
Мир снова обрел цвет и звук, я опять была здесь и сейчас, посреди разрушенной лаборатории, и не могу сказать, что это зрелище не доставляло мне мстительного удовольствия.
Входящий сигнал, который, оказывается, уже давно вкручивался, по ощущениям, прямо в висок, я приняла, толком не зная, кого хочу услышать. Наверное, Трию с новостью, что Пхенг капитулировал, подарил нергитам планету, повязав ее красной ленточкой, и сейчас к нам летят спасательные шаттлы с медкапсулами на борту.
Вместо этого меня едва не оглушил вопль Твины, которую мы оставили в шаттле как раз для того, чтобы она не запорола операцию, спалив к такой-то матери всю лабораторию.
Абсурдность ситуации зашкаливала.
— Что у вас там происходит?! — орала она мне прямо в ухо, и я бы почесала его, если бы не продолжала держать все еще неподвижного Нейдана. — Вы что устроили? Без меня?!!
Только тревога за нергитов не дала мне рассмеяться. Правильно мы оставили ее в шаттле. Твина разнесла бы все гораздо раньше, чем режим самоуничтожения.
— Твина, пожар добрался до тебя? — дождавшись положительного ответа, я продолжила: — Сможешь его унять? У нас здесь раненые и гражданские. И будь осторожна. На планете кто-то из наших. И он уничтожил лабораторию, заблокировав все выходы.
— Пусть попробует сунуться, —
