Анна закончила проповедь еще одной молитвой и причащением. Утешительный обряд, как ей показалось, снял часть напряженности, ощущавшейся в зале. Одиннадцать молодых солдат один за другим подтягивались к ее столу, делали глоток из груши с виноградным соком, брали облатку и отплывали на прежнее место. Анна прочла знакомые слова из Луки и Матфея и благословила присутствующих. Каждый из них ел хлеб и пил из груши — и Анна, как бывало всегда, с первой ее службы, почувствовала, как на нее снисходит огромный покой. И еще — мурашки по спине и рвущийся изнутри смех, когда ей представилось, как Иисус, просивший учеников делать это в память о нем, взирает на ее крошечную паству, парящую в воздухе над грушей с восстановленным виноградным напитком. Вряд ли он имел в виду такое.
Последняя молитва — и служба закончилась. Никто из ее прихожан не заторопился к дверям. Одиннадцать молодых лиц обратились к ней в ожидании. Снова начала сгущаться тягостная атмосфера страха, которую ей удалось было разогнать молитвой. Анна, придержавшись руками, обогнула кафедру и присоединилась к облаку из тел.
— Ждать ли кого-нибудь на следующей неделе? Я вас стесняюсь, ребята.
Крис заговорил первым.
— Не надо, очень хорошо было. — Кажется, он хотел что-то добавить, но сбился и принялся разглядывать свои ладони.
— На Европе мы после службы перекусывали и пили кофе. Можно и у нас к следующему разу устроить, если хотите, — предложила Анна.
Несколько нерешительных кивков. Крепкая молодая женщина в десантной форме потянула из кармана ручной терминал — посмотреть время. Анна почувствовала, что теряет их. Им нужно было что-то еще, но просить они не станут. И это что-то — точно не кофе с закуской.
— Я было сочинила целую проповедь о Давиде, — словно бы невзначай сказала она. — О тяготах, что мы возлагаем на солдат, о жертвах, которые вы приносите ради нас.
Крис поднял взгляд. Молодая десантница спрятала терминал. Кафедра осталась за спиной, и Анна видела лишь безликую серую коробку комнаты. Солдаты кучкой парили перед ней. Вдруг перспектива сместилась, и она очутилась сверху, словно падала на них. Быстро моргнув, Анна отогнала видение и сглотнула появившийся в горле лимонный вкус тошноты.
— Давид? — переспросил темноволосый и темнокожий юноша с австралийским вроде бы выговором.
— Это царь Израиля, — объяснил другой.
— Недурная тема, — съязвила десантница. — Тот парень, что убил своего воина, чтобы спать с его женой.
— Он сражался за свою страну и веру, — отрезала Анна учительским голосом, который приберегала для воскресной школы подростков. Голос авторитета, и попробуй кто усомниться. — Сейчас меня волнует только это. Прежде чем стать царем, он был воином. И часто те, кому он служил, оказывались неблагодарными. Он снова и снова становился между опасностью и людьми, которых поклялся защищать, даже если вожди были недостойны его.
Еще несколько кивков. Никто не посматривал на терминалы. Кажется, они возвращались к ней.
— Так мы от начала времен обращаемся с солдатами, — продолжала она. — Каждый из вас от чего-то отказался, чтобы попасть сюда. Мы часто оказываемся недостойны вас, и все же вы нас защищаете.
— А почему не прочитали? — спросил Крис. — Ну, проповедь о Давиде?
— Потому что испугалась. — Анна взяла левой рукой ладонь Криса, а правой — австралийца. Она не произнесла ни слова, но беспорядочная кучка быстро превратилась в круг держащихся за руки людей. — Мне очень страшно. И я решила не говорить о жертвах солдат. Захотелось вспомнить, что Бог смотрит на меня. Ему не все равно, что со мной будет. И, возможно, другим людям тоже не все равно.
Они снова покивали.
— Когда головастики подорвали тот корабль, — вставил Крис, — я подумал, нам конец.
— Дерьмовое дело. — Десантница смущенно обернулась к Анне. — Простите, мэм.
— Ничего.
— Они говорят, что не виноваты, — подала голос еще одна женщина. — Они стреляли по Холдену.
— Ага, а потом у них весь корабль отчего-то отключился. Не нащупай Холдена пыльники, он бы сорвался с крючка.
— Они собираются за ним, — напомнила молодая десантница.
— Пыльники обещали их распылить, если попробуют.
— На фиг пыльников, — сказал австралиец, — пусть только начнут, мы им вставим по фитилю…
— Так-так, — перебила их Анна. — Пыльники — это марсиане. Они предпочитают назваться марсианами. И называть астеров головастиками не слишком-то вежливо. Такие прозвища помогают не видеть в противнике человека, чтобы не стыдно было его убивать.
Десантница, фыркнув, отвернулась.
— А нам здесь, — продолжала Анна, — меньше всего нужна драка. Я не права?
— Правы, — кивнул Крис. — Если завяжется драка, нам всем конец. Без поддержки, без резервов, и спрятаться не за чем. Три вооруженные флотилии, а для укрытия только залетные атомы водорода. Мы это называем охотой в клетке.
Молчание длилось целую минуту, пока австралиец не протянул со вздохом:
— Ага.
— И еще как бы что не вылезло из Кольца…
Сказанные вслух, эти слова как будто разрядили напряженную атмосферу. В невесомости не получится облегченно осесть на стулья, но плечи расслабились у всех, и лица посветлели. Кое-кто грустно улыбнулся. Даже сердитая десантница провела рукой по светлому военному ежику волос и, ни на кого не глядя, кивнула.
— Давайте и на следующей неделе так, — предложила Анна, пока они снова не ушли от нее. — После причастия поболтаем немножко. А до тех пор — дверь у меня всегда открыта. Заглядываете, если захочется поговорить.
Они начали расплываться, поворачиваясь головами к двери. Анна удержала руку Криса.
— Можешь остаться еще на минуту? У меня к тебе вопрос.
— Крису, — насмешливо протянула десантница, — достанется персональная проповедь.
— Не смешно, — всей тяжестью своего учительского тона остановила ее Анна. У десантницы хватило совести покраснеть.
— Простите, мэм.
— Можете идти, — сказала Анна, и десантница скрылась за дверью. — Крис, помнишь, в офицерской столовой, где мы познакомились, сидела девушка?
— Там много народу толпилось, — пожал плечами Крис.
— У нее длинные темные волосы. И она казалась очень грустной. Одета была в штатское.
— А, — ухмыльнулся Крис, — хорошенькая. Да, ту я помню.
— Ты с ней знаком?
— Не, она электромонтерша из цивильных контрактников, вроде бы. Флот отвел им пару отдельных кораблей. А что?
Хороший вопрос. По чести, Анна не сумела бы объяснить, почему бешеная девица несколько дней не идет у нее из головы. Застряла в памяти занозой. Стоило вспылить, рассердиться — и перед глазами выскакивало лицо той девушки. Она источала ярость и угрозу. И столкнулась с ней Анна как раз тогда, когда начались враждебные действия, перестрелка. Никакой связи тут, конечно, не было, но Анне почему-то упорно мерещилось, что есть.
