Мужчины не любят своих жен и берут их только для хвастовства — вот, какая красивая собственность есть у меня. Женщины отвечают им тем же и заводят себе друзей на стороне. Военные требуют увеличения количества войск… чтобы иметь как можно большее количество бесправных солдат, из жалования которых они берут себе мзду.
Ты знала, что солдаты в итоге получают столько, что не хватает даже на еду, не говоря уже о бытовых вещах и о содержании семьи? Они вынуждены в свободное от армии время служить местным бандитам, которые используют их для грабежа или для войн между собой, или возделывать маленькие огородики. Пожарная инспекция, налоговая инспекция, санитарная инспекция… все они не делают ничего полезного, но берут с ремесленников столько, что у тех ничего не остаётся, и почти все ремесленники подрабатывают в городе… впрочем, ты ещё маленькая, не поймёшь, как они подрабатывают.
Будь ты солдатом, ты бы стала сражаться за такую империю? Вероятно, потому северные войска и разбежались при первых ударах. Никто даже не захотел рисковать собой, чтобы сообщить в столицу весть о нападении.
Лейла замолкла. Она всё равно считала себя виноватой.
— Поэтому я и держал скакунов у стены. Я уже не первый год жду чего-то подобного.
На десятый день пришли вести о взятии столицы. Они были ужасными. Высшие сословия не стали защищать город. Они не стали защищать даже свои семьи. Вся кавалерия — и лёгкая, и колесницы — ускакали в Висинию, горную провинцию, считавшуюся бесполезной в силу низкой плодородности её почв. Но проход в эту провинцию было несложно оборонять. Пешее ополчение вышло на стены, но у него не было командиров, которые ускакали вместе с кавалерией. Понеся тяжелые потери от камнемётных машин кочевников (и где они только их взяли?), не получая никаких команд, мужчины кинулись по домам в надежде увести домашних из города и спрятать у знакомых в соседних деревнях. Кочевники ворвались в город практически без потерь и устроили жуткую резню — говорили, что погибло три четверти всех жителей. Брава, великая столица огромной империи, была взята за один день почти без боя. Говорили, что кочевники вырезали всех монахов и всех обитателей храмового комплекса, всех жрецов и их семьи, запретили старые религии. У кочевников была своя религия, которая отныне становилась обязательной для всех завоёванных провинций.
Лейла была в шоке. Она не могла представить, что почти все, кого она знала, мертвы. Иримах тоже был подавлен, но он в который раз продемонстрировал своё нестандартное мышление: "Отныне ты — единственная хранительница и мастер Танца Судьбы", — сказал он шокированной Лейле. Та подумала, что, пожалуй, не единственная: в провинциях ещё много других судьбоносиц… но они намного старше и это далеко не лучшие танцовщицы. Лучшие оставались в столице или в ближайших провинциях, все старались приехать на Тэчки. Теперь они все погибли.
На следующее утро Иримах сказал Лейле:
— Тебе надо продолжать тренироваться.
Лейла была не против — мышцы без привычной разминки ныли и болели, но тут встала неожиданное проблема. В храме они тренировались среди женщин, в минимуме одежды. Садиться сейчас на шпагат в мальчиковых брюках — очень грубых — означало порвать последнюю одежду. Раздеваться при мужчинах им запрещалось.
— Тренируйся без одежды, — решил затруднение Иримах, — а мне будет хоть какое приятное зрелище за мои труды.
Лейла нашла этот подход логичным. Иримах оказался очень тактичным — обычно он уходил собирать хворост для костра на время её тренировок.
Перед беглецами остро встала проблема голода. Иримах, выкрадывая Лейлу, предполагал выживать за счёт подаяния, которое обычно весьма щедро сыпалось в карманы странствующих монахов бога — праведника. Теперь культ бога — праведника был запрещён. Но даже если бы он и не был запрещён, многократно ограбленные кочевниками и мародёрами земледельцы не подали бы ничего. Деньги потеряли всякую ценность, а продовольствие было весьма ценным и для самих крестьян. В обмен на последнее золото Иримах выменял небольшой мешочек крупы. На нём они жили почти месяц, забираясь всё дальше к северу.
Спасение пришло совершенно неожиданно. Они сидели на террасе харчевни, отдыхая после очередного перехода. Неожиданно проходившая мимо крестьянка наклонилась к Лейле и почтительно прошептала:
— Госпожа! Ты же не мальчик, верно? У тебя слишком нежная кожа и слишком прямая осанка. Порадуй меня, скажи, что ты умеешь танцевать на счастье?
Лейла метнула взгляд на Иримаха. Тот был каменно — молчалив. Он частенько отдавал свою порцию Лейле, мотивируя это тем, что привык поститься, будучи монахом. Но Лейла сама видела, что последнюю неделю он еле шел. Дополнительный заработок был им необходим. Она сама готова была за кусок мяса сделать что угодно. Если кочевники поймут, что происходит, сожгут не его, а Лейлу. Поэтому решать ей.
— Я станцую для вас на счастье.
Новость пронеслась по небольшому городку, как молния. Лейлу и Иримаха накормили до отвала и отвели им для постоя чистенькую комнатку (выступление должно было состояться на следующий день). С кочевниками дело решилось тоже как нельзя лучше: небольшому гарнизону скормили сказку о том, что приехала танцовщица. Кочевники, как оказалось, были любителями танцев, и не возражали.
На следующий день Лейла открутила простые, но эффектные фигуры без единой заминки. Но то, что было просто для неё, прежним заезжим танцовщицам было недоступно, даже простое сальто, и селяне были в восторге. Кочевники тоже, потребовали станцевать повторно. Лейла оттанцевала для кочевников не Танец Судьбы, а простые развлекательные танцы, и довела гарнизон до экстаза — такой школы танца живота они в жизни не видели, а сложные фигуры танцев судьбы они не понимали, они им были не нужны. Её продержали на эстраде целый час, пока староста городка не сказал, что ребёнок, наверное, устал. Его послушались даже кочевники.
Наивные. Лейла только разогрелась, в таком темпе она могла бы продолжать ещё часа два.
Иримах тоже не остался без дела. В такую глушь редко забредали столичные монахи, и то, что он мог рассказать о нюансах медитации и контроля помыслов, было для многих откровением, даже одно существование таких умений. Пока кочевники пялились на Лейлу, Иримах навербовал столько сторонников, что хватило бы на локальную революцию. Во многом это объяснялось тем, что кочевники принесли с собою очень злой культ, проповедовавший право сильного и поклонение Нечестивому — тому, кто был противником бога — создателя мира. Одной из сторон культа было убеждение в том, что настоящему мужчине лучше погибнуть в бою молодым, чем умереть от старости. Кочевники имели об этом свою точку зрения, но перекрещенные силой крестьяне их позицию не разделяли. Они только теперь начали понимать, о чём им столько лет говорили столь нелюбимые ими жрецы светлых богов.
