А началось все с того, что в двадцать три года он остро почувствовал собственную никчемность.
Это неожиданное открытие неприятно его поразило. Собственно, тучи на жизненном горизонте Вербицкого сгущались давно, еще с той поры, как он окончил общеобразовательный курс и начал вести самостоятельную жизнь, — просто долгое время он не придавал значения смутному беспокойству и неудовлетворенности, что жили внутри его сознания. Возможно, он попросту побаивался открыть глаза и увидеть окружающий его мир именно таким, каков он был на самом деле.
И все же этот момент прозрения наступил. Андрея никогда не угнетал его достаточно низкий социальный статус обыкновенного рабочего на производстве, но, видимо, его потенциальные возможности выходили далеко за рамки унылой производственной деятельности. Беда всех времен и народов, когда люди умные, способные к анализу и широкому абстрактному мышлению волею обстоятельств попадают в узкие рамки жизненных ограничений.
Андрей, сам того еще не подозревая, относился именно к той категории людей, уделом которых была неординарная судьба, будь то блестящая научная карьера или же дерзкий в своей черной гениальности преступный промысел, так или иначе, все эти люди резко диссонировали с массой «среднестатистического Человечества». Их объединяло только одно общее качество — они без иллюзий смотрели на мир, прекрасно отдавая себе отчет в том, что происходит вокруг и каковы причины происходящего.
Короче говоря, в двадцать три года Андрей Вербицкий почувствовал некий моральный предел. Перспектива, ожидавшая его в дальнейшем, не отличалась оригинальностью, это была серая, никчемная жизнь, средняя зарплата, однокомнатная квартирка, стандартный набор удовольствий и медленная деградация. Поначалу он сопротивлялся возникшему чувству, списывая все на очередной приступ хандры в конце рабочей недели…
«Но для чего я живу?» Задав себе этот вопрос, Андрей прямо-таки обалдел от его глобальности. «Сходи развейся… — посоветовал живущий внутри каждого человека голос. — Погуляй, послушай музыку, выпей…»
Стоп… Было!
«Так кто же я такой и зачем нужен на этом свете? Винтик в гигантской машине Человечества? Кусочек смазки, попавший меж шестернями Цивилизации? А что представляют из себя эти шестерни и на кого они работают?…»
Он ни с кем не делился своими мыслями. Ровно год он по-прежнему исправно ходил на работу. «Чего мне не хватает? — размышлял он. — Перенаселение?… Ну и что?… Я еще молод, не голодаю, работаю, со временем куплю машину…»
Ему вдруг стало настолько тошно от собственных мыслей, что он едва не сплюнул.
«Неужели это все, ради чего я живу?…»
Последней каплей явилась повестка. Обязательная военная служба в войсках ООН. Почетное право и обязанность каждого гражданина, достигшего двадцатичетырехлетнего возраста, физически здорового и умственно полноценного.
В принципе он не имел ничего против службы, но Андрея доконала воинская медицинская комиссия. Вот уж где он почувствовал себя уже не смазкой, а песчинкой, сдавленно скрипнувшей на зубах огромной машины.
«Подними ногу… Нет… Молчать… Делай, что тебе говорят!.. Некогда!.. Ты никогда не слышал внезапно возникающий из ниоткуда голос?… Тебе снились странные сны?… Как ты относишься к пошлым анекдотам?…»
Именно тогда он с отвращением и растерянностью понял, что ЯВЛЯЕТСЯ ОДНИМ ИЗ НИХ!
Люди были нормальны, пока развивались. Теперь же все. Крышка. Полностью автоматизированные производства. Одинаковые моральные ценности. Все мыслимые виды задекларированных свобод, которые невозможно реализовать либо из-за неимоверной плотности населения и тотального падения уровня жизни, либо из-за надуманности и никчемности этих самых свобод…
Люди не предназначены для этого. Андрей всем своим существом чувствовал, что его судьба, как судьба миллиардов других, не знакомых ему людей, должна быть совершенно иной.
И он выбрал альтернативную службу, потому что выхода не было. Ему, по складу характера, было некуда выплеснуть накопленный и нерастраченный потенциал. Погибнуть в локальной войне среди ледяных спутников Юпитера ему вовсе не улыбалось; быть мещанином, битником или наркоманом он тоже не хотел.
Вот так спонтанный порыв, вызванный неудовлетворенностью, привел его сначала в класс космической навигации учебного центра ООН, а затем на «Кривич».
Он хотел получить чуть-чуть свободы, а не возможность подохнуть в неизвестном космосе, в тридцати или сорока парсеках от Земли. Или это была единственная, дарованная ему свобода?
Или это тот самый шанс почувствовать себя ЧЕЛОВЕКОМ?
Андрей отставил чашку с остывшим кофе, погасил сигарету и повернулся к навигационным панелям компьютера. Короткая передышка в работе лишь разбудила не нужные сейчас воспоминания. «Что толку анализировать свою прошлую жизнь?» — подумал он, вызывая на монитор список необходимых для работы программ. Вокруг по-прежнему царили тысячи близких солнц, и он был обязан отыскать ту самую иголку, о которой говорил Сергей…
* * *
Светлана и Виктор шли по коридору, соединяющему основные отсеки «Кривича» с отделяемой частью корабля, где как раз и находились криогенные залы, грузовые палубы и вспомогательные двигатели. Они непринужденно разговаривали. Витя изредка поглядывал на биолога, и она краем глаза ловила эти взгляды.
Колониальный транспорт «Кривич» был двухкомпонентной конструкцией и при взгляде со стороны очень сильно смахивал на паука, охватившего лапами чудовищных размеров яйцо. Собственно, «Кривич», или «основной модуль», как он именовался в спецификациях, имел относительно небольшие размеры. Львиную долю его объема занимали двигатели, энергетические установки и масса приборов. Для людей тут оставался минимум места. Снизу к приплюснутому брюху «паука» крепилась двухкилометровая бронированная сфера, покрытая тончайшей зеркальной пленкой. Это был спускаемый модуль колониального транспорта. От места их соединения вниз по поверхности «яйца», охватывая его, словно членистые лапы, тянулись двенадцать утолщений. Каждое из них оканчивалось ходовой секцией двигателей. Свободное от трубопроводов пространство в «лапах» было отдано пяти разведывательным кораблям и другой планетарной технике.
Светлана и Виктор как раз преодолели переходной шлюз между основной и отделяемой частью «Кривича» и оказались внутри «яйца». Это придуманное на Земле сравнение было в некотором смысле символично, потому что большую половину внутреннего пространства сферы занимал разделенный на секции криогенный зал.