не в состоянии, поэтому очень скоро начала отставать. Кирилл, в свою очередь, не оборачивался и не обращал внимания на шумное дыхание дочери: он бежал.
«Ты снова пришёл сюда, – внутренний голос напоминал голос одного из видеоблогеров, чьи видео Кирилл посматривал по вечерам (в последний раз это был Мармок), – пришёл делать вид, что тебе не безразлично здоровье. Да-а, ты настоящий ЗОЖник. И Светик притащил. Ути, какой хороший мальчик! Какой забо-о-отливый папаша! Пусть побегает. Станет такой же, как ты: плохонькой мамой и никудышной женой…»
Кирилл ускорился.
«Ты ведь знаешь, что она умерла не потому, что не могла бороться, – теперь внутренний голос звучал как Бэдкомедиан. – Просто она вдруг поняла, что бороться ей не за что! Правда, здорово?»
Горло в огне, в висках – стук поездов, но мужчина и не думал останавливаться. Наоборот, он взял максимальную скорость. Никакого контроля над дыханием – тело лучше знает, что и как делать. Всё, что видели расширившиеся зрачки – это зелёно-бурое месиво из деревьев, земли и травы. Где-то за спиной кричала дочь, но Кирилл уже не слышал её. Кроме собственного свистящего дыхания и шлёпанья кроссовок он в принципе ничего не слышал. И ни о чём не думал: голова словно отключилась. Лишь по чистой случайности Кирилл до сих пор не споткнулся и не проехался лицом по земле или не влетел в «собачью мину».
В глазах темнело, и сквозь гул к сознанию мужчины пробился Николай Дроздов:
«Особенно мне нравится в этих созданиях, что они всё время делают друг друга несчастными и при этом считают себя благодетелями. Например, этот самец, привлечённый самостоятельностью самки, стремится приручить её и наблюдать за её медленным угасанием. Восхитительные создания!»
– Я ни в чём не виноват… – прохрипел Кирилл, задыхаясь.
«ТОГДА ОТ ЧЕГО ТЫ БЕЖИШЬ?!»…
***
Спина отца всё отдалялась и отдалялась. Оставив всякую надежду догнать его, Света остановилась, хоть и знала, что резкие остановки вредны для сердца.
– Или я переведу дух, или дух переведёт меня!
Когда бластбиты в ушах стали затухать, девушка услышала треск веток за спиной. Медленно обернувшись, Света увидела девочку десяти лет в джинсовом костюме. Кепка на макушке, в ушах – наушники, в одной руке – плеер, в другой – поводок. А на поводке…
(«Какой прелестный сукин сын!»)
…мопс. Его морщинистая тушка напоминала сгусток теста или обмотанную макаронами тефтелю, а выпученные глаза по бокам головы делали собаку похожей на большую бежевую лягушку. Пока хозяйка задумчиво выбирала трек в плейлисте, пес, словно зачарованный, следил за огромной сонной мухой, кружившей над ближайшим кустом. Света попятилась, не сводя глаз с мопса.
Зверь чихнул. На лице хозяйки прорезалась ухмылка, а у Светы чуть не встало сердце.
– Тише ты, – взволнованно прошептала девушка, шарахаясь от тефтели на ножках, – не хватало ещё кондрашку словить не накрашенной…
Под ногами предательски хрустнула шишка. Мопс обернулся на звук и высунул язык. В глазах собаки горел едва заметный огонёк, и Света не додумалась – или не смогла – отвести взгляд.
Издав приветственный лай, пёс неуклюже рванул к подростку.
– Па-а-апа-а!!! – Света бросилась бежать, не видя, впрочем, Кирилла.
– Что такое, Мани? – беспечно бросила юная исследовательница плейлистов в ответ на лай любимца, но тут же вздрогнула: поводок вылетел из ладони и поплёлся за весело сопящим мопсом. – Мани, назад! Я кому сказала! Назад!
Света не оглядывалась, хотя разум и призывал остановиться: «За тобой гонится безвредное слюнявое облачко, и тебе не хватает духу остановиться и тупо постоять?!». Но пока в голове зрели умные мысли, по ушам бил лай мопса.
Лай хаски… овчарки…
Лай четырёх доберманов?!
Девочка с плеером замерла в ужасе: на беззаботного Мани встрепенулись все собаки, какие только были в зоне видимости. Наиболее внимательные хозяева крепко ухватились за поводки и удержали своих то ли игривых, то ли агрессивных питомцев. Но не все. И не все собаководы признавали поводки и уж тем более намордники. Ребёнок, придя в себя, тут же бросился на защиту своего пса.
– Ма-а-ани-и-и-и!!!
А Света всё бежала…
***
Придя в себя, Кирилл обнаружил, что обнимает турник. Голова гудела, кровь хлестала из разбитого носа. Тихонько взвыв, мужчина прижался лбом к холодному металлу. Чуть-чуть полегчало. Проведя в таком положении около двадцати секунд, Кирилл стал различать шелест травы, пение птиц, а также какофонию из криков и лая. Мужчина оторвался от турника и огляделся. Казалось, весь лес стоит на ушах: собаки словно взбесились, опытные собаководы покрикивают на питомцев, а иные, принципиально не использующие поводки, преследуют своих «братьев меньших».
«Кажется, я заболеваю» – Кирилл издал протяжный стон и схватился за лоб. Пока голова подражала гудку океанического лайнера, взгляд скользил по окрестностям в поисках серой спортивки, знакомого лица или хотя бы завязанных в «конский хвост» светлых волос. Веки норовили предательски сомкнуться, а лица нещадно перетекали в жёлто-розовый кисель. Всё равно, Кирилл почему-то был уверен, что здесь ему не отыскать дочь даже с исправно видящими глазами. Да и подходить к каждому в надежде разглядеть свою дражайшую собакофобку – всё-таки перебор, ведь каждый шаг давался с боем и скрежетом. Присесть бы, успокоиться, подумать.
До трибун идти и идти, лавочек нет. Мужчина доковылял до ближайшего дерева, прислонился спиной к стволу и осел на землю. Кириллу открылся вид на единственную действительно заброшенную часть лесного спортивного комплекса – на крошечную хоккейную площадку. Непонятно, как вообще предполагалось играть в такой тесной коробке. Зато ограда высокая, хоть прячься за ней.
«Я, блин, в домике!»
Со стороны турников донёсся знакомый рифф. Цой, «Кино», «Мама, мы все тяжело больны». Старинный магнитофон с музыкой далёкой юности, времени перемен и веры в свои силы.
«Через день будет поздно, через час будет поздно, через миг будет уже не встать…» – пел мёртвый идол, и ему подпевали, веря. Кирилл тоже верил и подпевал когда-то. А сейчас его забитые ноги отказывались шагать в светлое будущее.
(«…Ты должен быть сильным, иначе – зачем тебе быть?..»)
Из-за ограждения показалось грязное и словно похудевшее лицо Светы. В её взгляде смешались усталость, тоска и нечто вроде озарения. Припадая на левую ногу, дочь подошла к отцу и рухнула рядом с ним. От серой толстовки несло потом, но отец, казалось, погрузился в себя и ничего не почувствовал.
– Знаешь, чему я научилась сегодня? – спросила дочь отрешённо и, не дожидаясь ответа, продолжила:
– Теперь я точно знаю, что от проблем можно убежать.
– Все так и делают, солнышко, – дрожащим голосом ответил отец, – все так и делают, – и отвернулся. Что-то в глаз попало.
Света еле слышно подпевала вечно живому.
Она правда очень похожа на мать. И на отца тоже.
***
ВСПОМНИТЬ ВСЕ
Адиль Койшибаев
Утро добрым не бывает, как говорил кто-то из великих. Дикая головная боль заставляет меня серьезно задуматься о суициде. Боже, где это я?! Я начинаю исследовать окружающий мир, будто годовалый ребенок.
Судя по обшарпанным обоям на стенах и убитой двуспальной кровати, я нахожусь в мотеле. Причем на самом дне общества, ниже только место на свалке. Изучая «апартаменты» на наличие каких-либо лекарств, обнаруживаю девушку. Молодая красивая девушка, с кожей цвета фарфора, была похожа на древнегреческую богиню, если бы не торчащий охотничий нож в области груди.
Твою же… даже головная боль приутихла после обнаружения трупа. Столько крови я не видел в своей жизни. Она была повсюду: на простынях, подушках, стенах. До меня стало доходить, что темные разводы на стенах – это не задумка авангардного дизайнера, а результат работы убийцы.
Я понимаю, что электропилой можно было бы постараться от души, но охотничьим ножом проделать такое? Действовал психически неуравновешенный человек. Мои руки и рубашка – все в крови. Скорее всего, на рукоятке, есть мои отпечатки. Включенный визор на стене показывает в прямом эфире операцию полицейского спецназа. Бронированные киборги дружно идут на штурм захудалой гостиницы.
Так, погодите, что-то мне это напоминает. Будто ошпаренный кипятком вскакиваю с постели и подбегаю к заплеванному окну. Так и есть, копы пришли за мной. Хочется заплакать и спрятаться под кроватью, чтобы не нашли. Но внутри будто включился переключатель, боль и страх отступили. Мозг начал работать в усиленном режиме.
