Но во второго он выстрелить уже не успевает, я это тоже вижу. Наоборот, успевает выстрелить охранник, положив для устойчивости руки на крышу «волги» и целя в голову Антона. Вернее, он думает, что успевает.
Я успеваю раньше.
Жаль, не могу перевести в режим орно оба своих пистолета, но и так нормально.
Мой выстрел на сотую долю секунды опережает выстрел охранника. Но этого достаточно, чтобы его пуля ушла в сторону, а моя пробила его локоть, заставив выронить пистолет.
Вторая моя пуля, выпущенная из второго пистолета, попадает в колено стрелявшему. Для гарантии.
Мэт и остальные из Circus Smirkus, жаль вы не видели. Джим Хокинс по кличке Юнга по-прежнему в форме. Хоть завтра на сцену!
Пуля Антона пробила грудь первого охранника.
Я уже возле второй машины, рву на себя водительскую дверь и приставляю шофёру пистолет к виску.
— Руки за голову. Вышел из машины, лёг на землю, — говорю очень медленно и раздельно, чтобы он понял мою пулемётную речь.
Он понял.
Выхожу из орно, прислушиваюсь. Милицейских свистков пока не слыхать. Уже хорошо. Вообще хорошо, что всё происходит ранним утром, даже солнце ещё не взошло, меньше народу и суеты. Точнее сказать, народу совсем нет. Те, кто хотел выйти из здания аэропорта, услышав выстрелы, благоразумно остались внутри. Те, кто был снаружи, попрятались.
— Антон, — командую, — этих всех — в кучу и держи на мушке.
Сам подхожу к охраннику из второй машины, которому я влепил две пули — в локоть и колено. Молодой, двадцать с небольшим. Лицо круглое, волосы тёмные, глаза карие. В глазах — боль. Присаживаюсь рядом с ним на корточки:
— Имя.
— Пошёл ты…
— Слушай внимательно, — говорю. — Сейчас я буду задавать вопросы. В зависимости от того, как ты станешь отвечать, тебе или окажут медицинскую помощь, или я прострелю тебе второй локоть, потом второе колено… и так далее, пока ты не истечёшь кровью и не сдохнешь прямо здесь. Торжественных похорон не обещаю, но, думаю, кто-нибудь тебя точно закопает. Ферштейн?
Не знаю, зачем я употребил в конце немецкое слово. Машинально. Немецкие словечки у советского народа проскальзывали в речи гораздо чаще английских. Видимо, наследие войны.
— Итак, вторая попытка. Имя?
— Владислав. Владислав Ничипоренко.
— Звание?
— Младший лейтенант.
— Где служишь?
— Комитет государственной безопасности.
— Задание?
Я сидел на корточках и держал пистолет, направленным в локоть второй руки. Слышал, как Антон сгоняет всех в кучу, заставляя здоровых тащить раненых.
— Мы должны были взять тебя, обездвижить и доставить в Кремль.
— К кому?
О молчал.
— К кому? — повторил я и ткнул стволом пистолета в здоровый локоть. — Сначала рука, потом нога. Ну?
Интересно, что бы я сделал, если бы он не ответил? Но он ответил.
— Лично к Андропову.
— В стране переворот?
— Нам сказали — восстановление конституционного порядка. Брежнев и Бесчастнов — предатели. Ты — американский шпион, троянский конь, засланный к нам с целью подорвать советскую власть изнутри.
Троянский конь, надо же. А ведь в чём-то они правы. Я действительно в некотором роде троянский конь и шпион и собираюсь очень сильно изменить всю земную жизнь. Вот только никто меня на Землю не засылал. Случайно получилось. Извините, бывает.
— Ты не москвич, слышу по говору. Откуда?
— С Украины.
— Что с Брежневым?
— Не знаю, правда. Знаю, что Андропов в Кремле, руководит всей операцией.
— Переворотом. Руководит переворотом.
— Пусть так. Рука очень болит, и нога… Ты обещал.
— Обещал — сделаю. Когда началась операция?
— На рассвете. В три тридцать утра.
Я посмотрел на часы. Сегодня шестое августа, понедельник, пять утра. Нормально так неделя начинается.
— Лежи здесь, сейчас пришлю к тебе медиков.
Дежурный врач с медсестрой нашлись в здании аэропорта, я послал их оказать помощь раненым. Милицейский патруль из двух человек оказался здесь же. Ребята-милиционеры — старший сержант и рядовой — благоразумно не полезли не пойми под чьи пули, остались в здании аэропорта и убрали граждан подальше от окон.
— Значит так, парни, — сказал я им, махнув удостоверением. — Я из Комитета госбезопасности и не только. Моя фамилия — Ермолов. Может, слышали?
Милиционеры одновременно кивнули.
— В стране попытка государственного переворота. Я сейчас отсюда исчезну. Ваша задача — проследить, чтобы никто не умер. Если явятся вооружённые люди, кто бы ни был, не сопротивляйтесь и расскажите, что видели.
Милиционеры переглянулись.
— Извините, товарищ Ермолов, — сказал старший сержант и представился. — Старший сержант Рюмин. Может быть, нужна наша помощь?
Я на секунду задумался. Двое вооружённых милиционеров на моей стороне могли оказаться не лишними. Вошёл в орно, глянул на их ауры. Честные ребята, верные присяге. И не без амбиций. Надо же. Однако оставлять людей без помощи милиции нельзя. Мало ли, что может случиться. Я слишком многого не знаю. Даже такую простую вещь, как функционирование аэропорта в текущих условиях, — не знаю. Будут ли отменены рейсы? И кто их отменяет, в подобных случаях? Нет, пусть остаются здесь и несут службу.
— Мы читали о вас в газете, товарищ Ермолов, — неожиданно сказал рядовой, — и по телевизору видели передачу. Мы вам верим. Моя бабушка так и вовсе говорит, что вас нам сам бог послал. Извините.
— Тронут, — сказал я. — Спасибо вам. Бабушке скажите, что всё будет хорошо. Насчёт помощи… Будьте теми, кто вы есть — представителями власти. Советской власти. Защищайте людей, предотвращайте беспорядки и панику, буде таковые возникнут. А я вас не забуду. Всё, пошёл.
Своих я нашёл в кабинете дежурного по аэропорту — лысоватого мужика в мятом костюме. От дежурного отчётливо попахивало спиртным, и он явно был растерян. Я заставил его открыть кабинет начальника аэропорта, где была спецсвязь и позвонил прямо в Кремль по номеру телефона, известному только мне.
Трубку сняли на четвёртом гудке.
— Слушаю, — с чуть свистящим мягким «ша» сказал голос на другом конце провода.
— Доброе утро, Юрий Владимирович, — сказал я. — Как ваше здоровье?
Секундное молчание.
— Серёжа?
— Я.
— Откуда ты звонишь?
— Это не важно.
— А что важно?
— Важно, где Леонид Ильич и жив ли он.
— Если я скажу, что здесь, в Кремле, вместе с Викторией Петровной, ты мне поверишь?
Я не поверил.
— Поверю, — сказал я.
— Но ему нужна твоя помощь. Всем нам.
Спокойный, чуть дающий «петуха» на высоких тонах, голос. Характерные мягкие шипящие. Слушая его, я вспомнил, что похоже выговаривает «ша» и «ща» дядя Юзик, ювелир. Забавно, два ювелира, подумал я. Только один настоящий, а у второго кличка такая.
— Что случилось?
— Сердце.
— А что с Бесчастновым? Где Гречко? Щёлоков?
— Они живы и здоровы. Серёжа, приезжай, мы всё обсудим и решим к всеобщему удовлетворению. Даю слово коммуниста, с тобой и твоей семьёй ничего не случится. Ты нужен стране.
Вот в этом, Юрий Владимирович, я ни секунды не сомневаюсь.
— Хорошо, я приеду. Распорядитесь, чтобы меня пропустили.
— Распоряжусь. А что с…- он замялся.
— С теми, кого вы послали? Не беспокойтесь. Все живы, хоть и не совсем здоровы. Ждите. Поеду через Боровицкую. И учтите, если Леонид Ильич не выживет, я очень сильно расстроюсь.
Положил трубку. Кажется, он мне поверил. Это правильно. Я не обманул и действительно приеду. Только немного позже. Вот только когда именно и как… Нет, всё-таки интриги и перевороты — не моё. Плохо я в этом понимаю. Можно сказать, совсем не понимаю. Что мне известно? Андропов сидит в кабинете Брежнева в Кремле и руководит оттуда вооружённым переворотом. В том, что переворот вооружённый, не сомневаюсь ни секунды. Как там у Ленина было? Телефон, телеграф, железнодорожные станции и мосты в первую очередь. В наше время ещё и аэропорты. Даже странно, что до сих пор не вижу войск. Были бы в аэропорту войска, подчинённые непосредственно Андропову, я бы не вырвался так просто. То есть сам-то мог вырваться, но не вместе с родителями, Ленкой и охраной. Значит, — что? У Андропова маловато войск, чтобы одновременно захватить всё, что необходимо и надёжно взять власть? Чёрт, понятия не имею, кто его мог поддержать. Дивизия Дзержинского? Возможно. Но я не знаю ни количества личного состава этой дивизии, ни какое у неё вооружение. Что в других городах страны тоже не знаю. Да ни хрена не знаю. Потому что не любил никогда политику. То ли дело на Луну полететь, базу там построить и всё прочее в том же духе. Одно слово — инженер-пилот. Вот и результат. Как сказал француз Шарль де Монталамбер сотню с лишним лет назад: «Если вы не занимаетесь политикой, политика займётся вами». За точность цитаты не ручаюсь, но смысл этот. Что сказать, прав был француз.
