Бой-Баба видела лицо больного под маской еще несколько секунд. Потом его дыхание затуманило пластик. Астронавтка встала, хлопнула откидным сиденьем и вышла, ничего не видя перед собой. Весь остаток дня у нее перед глазами стояло лицо засыпающего Питера.
Он улыбался.
— Ну что, ребята, давайте думать, — сказал дядя Фима.
Они собрались в медблоке. Живых принес крысе хлеба и сахара, урвав от собственной пайки. Все кормили и гладили зверька, который в ответ на сюсюканье людей забился в угол клетки и замер. Глазки грызуна смотрели тускло и вяло, и даже хвост сник и волочился по полу клетки.
— Ничего, шелковая шкурка, не скучай, скоро домой побежишь! — Живых взял крысу на руки и стал почесывать ей спинку. — Смотри-ка, пластырь все еще держится! — повернулся он к Тадефи. — Не сковырнула.
Девушка кивнула. Вид у нее был усталый. Она сидела у лабораторного стола с залепленной пластырем рукой.
— Как порез? — спросила Бой-Баба. — Болит еще?
— Там болеть нечему, — ответила Тадефи. — Так, для очистки совести. Все-таки лаборатория, мало ли что… — Она протянула руку и погладила крысу. — Перед тем как уйдем, напомните мне ей пластырь снять. А так вроде никакого эффекта?
Живых помотал головой:
— Крыска сначала побегала-попрыгала: кажется, они действительно повышают активность. А теперь сидит квелая. Теперь понятно, почему у поселенцев тогда на базе постели не заправлены и посуда не мытая.
Дядя Фима сидел молча, наблюдал. До крысы он не дотронулся. Сидел на краешке стола и теребил принесенную с собой стопку бумажных распечаток.
— А где Йос? — неожиданно спросил он.
— В инспекторском отсеке, — отозвался Живых. — Бумажки разбирает — документацию Соцразвития. А что?
— Нет, ничего, — рассеянно ответил охранник. Умолк и задумался о чем-то своем. Наконец, дождавшись, когда остальные замолчали и выжидательно посмотрели на него, дядя Фима тихо заговорил:
— Еще до полета я связался с человеком, за которым был один должок. Он мне подсказал, где можно нарыть инфу про нашего Рашида, — охранник обвел остальных взглядом. — Поэтому вчера я изменил своим принципам и посидел в сети.
Астронавты вразнобой кивнули. Живых опустил крысу обратно в клетку и накрыл полотенцем.
— Так вот, — дядя Фима потянулся к стопке и начал пересматривать бумажки, выискивая что-то. — Наш Рашид Саад действительно родом из Ливана. И его семье действительно принадлежат лучшие в Ливане горные плантации… э-э-э… вам не надо знать, чего. Наследственный наркобарон. Скажем так, в Интерполе ДНК нашего Рашида каждая сыскная собака без микроскопа знает. — Он замолк, вытянул одну из страниц и поднял к ним голову. — Но это еще не все.
Охранник протянул товарищам распечатку. Бой-Баба перегнулась через головы остальных, чтобы получше рассмотреть. Это была ксерокопия статьи, когда-то выкромсанной тупыми ножницами из бумажной газеты или журнала. А меж тем бумажной прессы не издавали уже почти тридцать лет. Заголовок статьи был наполовину срезан, однако слова угадывались — «Блестящий результат». Рядом с ним была фотография, но дядя Фима закрывал изображение широкой ладонью.
— Читать будете? — спросил он.
— А про что тут? — ответил вопросом на вопрос Живых.
Вместо ответа охранник отвел ладонь. Фотография была выцветшая, черно-белая. На ней в углу на кушетке под капельницей лежал человек, укрытый по шею простыней. Из-под простыни тянулись проводочки и трубочки, соединяя человека с аппаратами возле кровати. Больничная занавеска, разгораживающая кровати пациентов, была отдернута, и за ней виднелись другие койки с такими же больными, укрытыми по шею простынями.
Рядом с утыканным проводками человеком, спиной к камере, в белом врачебном халате и шапочке стоял Рашид.
Бой-Баба раскрыла рот от изумления. Даже тридцать лет беспокойной жизни не изменили его. Шевелюра тогда была попышнее, это правда. И талия поуже. Но спина так же самоуверенно-пряма, и руки как колбаски, загребущие.
Живых за ее спиной присвистнул:
— Это ж он тут совсем молодой… на стажировке, наверное, — он потянул листок на себя. — Можно?
Охранник кивнул. Живых быстро пробежал глазами строчки и приподнял бровь.
— Ну что там? — спросила Бой-Баба.
— А вот слушайте, — объявил бывший штурман и принялся читать:
— «Эти последние исследования Общества Социального Развития могут означать прорыв в нашем представлении о медицине. Впервые человек не зависит от капризов природы или генетики. Одна таблетка из рук врачей-революционеров — вот и все, что оказалось нужно подопытным добровольцам, чтобы обеспечить им долгую, активную жизнь».
Тадефи хмыкнула:
— Интересно, где теперь эти добровольцы!
Живых опустил листок.
— А мне интересно, в каких отношениях теперь врач-революционер Рашид со своими бывшими работодателями.
Дядя Фима оглядел всех.
— Интересно, да? Так вот я думаю, что отношения врача Рашида с его работодателями из Общества Соцразвития остались самые задушевные.
Потом все молчали. Переваривали новость.
— Дядь Фим, так вы хотите сказать, что они сами через Рашида присылали сюда наркотики? — спросила Бой-Баба. — И продавали своим же поселенцам, зарабатывая таким образом на новые исследования? А что, с них станется.
Она нахмурилась. Что-то не сходилось.
Живых помотал головой:
— А ты соображаешь, какие деньги делаются на простых аптечных лекарствах? Куда там наркотикам! Наркотики — это Микки Маус по сравнению с обыкновенным аспирином. Не-ет, — Бой-Баба пыталась возразить, но Живых остановил ее движением руки. — У Общества Соцразвития своих денег девать некуда. Они бы не стали мелочиться и приторговывать наркотиками, когда вот такие «лекарства от всего» без рецепта в любой аптеке в тысячи раз больше денег приносят.
Тадефи потянулась за стаканом, налила себе воды, посмотрела на нее и поставила обратно, не выпив.
— Тогда совсем непонятно, зачем было везти сюда таблетки контрабандой, — заметила она. — И тем более непонятно, как этот Рашид вообще попал на корабль.
Дядя Фима взял листок из рук Живых и положил его обратно в стопку.
— А вот об этом хорошо бы расспросить членов экипажа. Мне кажется, что наша пестрая компания подобралась на «Голландце» совсем не случайно.
Они уже собрались расходиться, когда Бой-Баба вспомнила:
— Тадефи — пластырь.
Девушка кивнула и поднялась с места. Живых, приподняв полотенце, взял крысу на руки. Тадефи, с ватным шариком в руках, осторожно отклеила пластырь с розового обритого участка кожи.
