— Сэр, просят Вас, — сержант Браун протянул детективу трубку радиотелефона.
— Вы все-таки нас не послушали, Норман! — услышал Майк голос, напоминающий рычание гризли. — Делаем последнее предупреждение, — незнакомец повесил трубку.
— Джентльмены, прошу к окну, — обратился Майк к полицейским.
И тотчас на автомобильной стоянке полыхнул взрыв.
— Чтоб я сдох! — ахнул сержант. — Это же моя машина!
— Преступники иногда ошибаются, сержант. — Норман участливо похлопал полицейского по плечу, — они ведь метили в мою. Зато Вы сэкономите на бензине.
Вспенив кроны деревьев, вертолет развернулся, направив свой прожектор на автостоянку, и она засеребрилась в его лучах.
— Постойте, сэр, машина-то все-таки ваша! — просиял сержант.
— Что же, сержант, фортуна переменчива, — вздохнул Норман, — к счастью, я приехал на машине шефа.
* * *
— Послушай, дорогой, я хочу кое о чем с тобой поговорить, — выпалила, собравшись с духом, серенькая, как моль, жена флейтиста Блемонтина.
— Как, опять? Ты опять залетела, Бонни? — подскочил с домашнего стула Блемонтин — яркий, бледнолицый шатен. — Может быть, еще скажешь, что от меня?
Ее тонкая фигурка мученически изогнулась над столом.
— Как тебе не стыдно, Блемонтин?..
— Не стыдно, не стыдно. Хватит! Наслушался. На этот раз ты меня не проведешь. Так вот, дорогая, на этот раз я только притворялся, ты меня понимаешь?..
— Не вполне.
— Какая ты наивная, Бонни! Я только делал вид, что… Понятно? Я проверял тебя. Ты не могла залететь от меня.
— Значит не могла?
— Не могла.
— Ты не веришь мне, мерзавец?
— Ха, ха! Нашла дурака.
— А в это веришь? — увесистая оплеуха обрушилась на правый глаз Блемонтина.
— Теперь верю, — Блемонтин погладил хряснувшие шейные позвонки. — На такой удар способна только оскорбленная добродетель.
— Скотина, знай, я тоже притворялась, когда орала под тобой и царапала тебе грудь. Ты ни разу не дал мне удовлетворения. Ты только и годишься на эти бесконечные залеты. Хватит, я ухожу от тебя, Блемонтин.
— Бонни, учти, через неделю я забуду твой телефон, а через две — и твое имя…
— Это — тебе для укрепления памяти! — вторая оплеуха отпечаталась на щеке музыканта.
— Попутного ветра, птичка.
— Будь счастлив, Блемонтин.
«До чего же я ненавижу эту бабу! — размышлял Блемонтин, оставшись один. — Удовольствия на полчаса, а головная боль на всю оставшуюся жизнь! Мышеловка проклятая! Сунь туда… р…раз! — и готово. Хомут на шее. Нет, меня не проведешь! Не на того нарвалась!»
Блемонтин достал флейту и заиграл одну из тех мелодий, после прослушивания которых мыши с его кухни перебегали к соседям.
— Прощай, Бонни, — шептал флейтист с тихой радостью раскрепощения.
Больше он не принадлежал одной женщине. И это было как нельзя кстати. С недавних пор он обнаружил в себе непреодолимое влечение ко всем женщинам сразу. Они интересовали его как коллектив, как популяция. Не выделяя из них какую-то одну, он любовался ими со стороны. Именно так мы любуемся лазурным морем, забывая, что оно состоит из множества шаловливых волн.
Любование многими красавицами приводило его в больший экстаз, чем физическое обладание одной. Платоническая страсть Блемонтина была, в то же время, весьма практичной, поскольку не требовала ни ухаживаний, ни согласия девушек. Даже самые строптивые из них не могли ему запретить любоваться собой.
Блемонтин вспомнил о девчонках из пансионата «Роза», предстоящем Конкурсе Красоты, и с кончика его «дудочки» потекли звуки, которым с энтузиазмом подвывали соседские кобели.
* * *
Наутро, после полицейской облавы, Лони Дидрихсон подняла с пола черный блесткий предмет — это были кастаньеты Хуаниты Миньос!
— Так вот кто прикидывается вампиром! Противная, низкая, подлая лесбиянка! Теперь понятно, почему она советовала тихой мышкой отдаваться вампиру!
Лицо шведки залила краска стыда и негодования:
— Ну, хорошо же, ты об этом пожалеешь, Хуанита!
План мести созрел быстрее, чем кровь отхлынула от лица прекрасной шведки. Как ни в чем не бывало, она проскользнула в комнату Миньос.
— Привет, малышка! — приветствовала она ставосьмидесятисантиметровую пуэрториканку. — Ты напрасно удрала вчера, мы могли бы договориться, — рассмеялась Лони, восхищаясь собственным артистизмом.
— О чем это ты? — жгучие черные глаза Миньос беспокойно забегали.
— В другой раз не теряй, подружка, — шведка швырнула на стол кастаньеты.
Пуэрториканка вспыхнула. Казалось, сейчас она бросится на блондинку.
— Я не прочь позабавиться, — Лони уселась в кресло, — но меня не устраивают условия игры. Я тоже хочу быть вампиром. Два вампира — это уже что-то! До встречи, Хуанита, сегодня в полночь! И не забудь занести костюмчик.
Оставив взъерепененную пуэрториканку в номере, шведка отправилась в конюшню пансионата «Роза», где содержались лошади для верховой езды.
Лони остановилась у яслей, наблюдая за тем, как здоровенный конюх по кличке Ковбой Джо начищает рыжего жеребца. Впрочем, и сам ковбой — рыжий, с крупным приплюснутым носом, был под стать жеребцу.
«Как раз то, что нужно!» — решила Лони.
— Эй, Джо! — Позвала она Ковбоя.
— Слушаю, мисс, — осклабился конюх, обнажив свои желтые лошадиные зубы.
— Говорят, Вы настоящий ковбой, Джо? — Лони одарила его улыбкой, от которой у бедняги екнуло сердце.
— Болтают, — шмыгнув носом, он утерся рукавом.
— Вы курите, Джо? — продолжила Дидрихсон.
— Курю, мисс, — захлопал глазами ничего не понимающий конюх.
— Плохо, Джо, плохо, — нахмурилась Лони, — вообще-то она любит некурящих… Дело в том, Джо, что одна наша девушка влюбилась в Вас, — с трудом оставаясь серьезной, произнесла Дидрихсон. При этом она вспомнила, с каким отвращением пуэрториканка говорила о мужчинах, и ее губы невольно шевельнулись.
— Да?! — разинул рот Ковбой Джо. — Вы смеетесь надо мной, мисс?
— Вы должны знать, Джо, — шведка строго сдвинула брови, — эта девочка почти наверняка станет Королевой Красоты.
— Вот это да! — Ковбой опустил на лоб свою широкополую шляпу, — скажу Вам по-честному, мисс, мне тоже одна ваша приглянулась. Но если это не она, я не в обиде. Сойдет и другая, Вы не сомневайтесь.
— Джо, Вы должны понять, что эта особа не может накануне Конкурса Красоты рисковать своей репутацией. Поэтому она будет в несколько необычном наряде. И Вам, кстати, придется надеть такой же. Ну, как. Вы согласны?