В руках Мотичелли мелькнули хищные челюсти инструментов.
— Профессор, не надо! — Блемонтин приподнял голову с топчана.
— Лежать! — рявкнул Мотичелли.
— Не надо!
Блемонтин, подобно наседке, закрывающей крыльями свои драгоценные яйца, накрыл ладонями колокольчик.
— Нет, профессор! — Блемонтин взглянул в глаза Мотичелли.
Холодная, жестокая тайна профессора открылась вдруг музыканту. То непонятное, что всегда вызывало в нем дрожь, обрело ясную, зловещую форму. «Смерть!» — прочел он в глазах Мотичелли.
— Получай, мерзавец! — изловчившись, профессор вогнал в Блемонтина шприц.
Бедняга тут же потерял сознание.
Тщательно заперев дверь, профессор извлек из шкафа мешок, в котором обычно увозят трупы в мертвецкую. Приподняв тело, он облачил его в мешок.
— Эксперимент закончен! Ты неплохо потрудился, Блемонтин!
Задернув молнию на мешке, Мотичелли повернулся к крану.
— Руки на голову! — в дверях возникла грозная фигура с револьвером.
— Это Вы, Норман? — не оборачиваясь, спросил Мотичелли, и Майк узнал голос, напоминавший рычание гризли.
— Угадали, профессор.
— В чем Вы меня обвиняете, знаменитый сыщик?
— Для начала, в умышленном убийстве этого несчастного, — Майк открыл молнию на мешке.
— Ну, здесь-то Вы просчитались, Норман, я не так прост. Этот подопытный всего лишь усыплен, — игнорируя наведенный на него револьвер 38 калибра, Мотичелли повернулся к детективу, — хотя, не скрою, я собирался увезти его подальше и там прикончить.
— Какая трогательная откровенность.
— Разрешите мне сесть, Норман?
Майк кивнул и, не выпуская из рук оружия, сел напротив.
— Пожалуйста, не воображайте, что я у Вас в плену. Я сам собирался с Вами встретиться.
— Вот как? — усмехнулся детектив.
— Вы нужны мне по двум причинам, Норман, во-первых, как донор, во-вторых, как преданный подручный.
— Вы не в своем уме, Мотичелли, какой подручный? Или хотите разыграть сумасшествие? Тогда Вы поторопились. Делать это надо не перед полицейскими, а перед судебно-медицинскими экспертами.
Детектив щелкнул курком, желая посмотреть на реакцию профессора.
— Перестаньте меня проверять, Майк. Здоровая психика сейчас будет нужнее Вам, чем мне. Постарайтесь сами не сойти с ума после того, как кое-что услышите от меня.
— Неплохое начало, Мотичелли, можете продолжать, — Майк перебросил револьвер в другую руку, — но имейте в виду, Вы у меня на мушке.
— Бросьте, Майк, эти глупые игры в полицейских и воров. Скажите лучше, что Вы знаете о сперматозоидах? И не вздумайте краснеть, как барышня, у нас серьезный мужской разговор. Отвечайте, как студент своему профессору.
— Давненько мне не приходилось краснеть. Извольте: сперматозоиды — это мужское семя — живчики, которые выделяются при половом акте.
— Отличные познания, Норман, я уже мог бы аттестовать Вас на уборщика больничных туалетов. Вы правы, при половом акте двести миллионов живчиков устремляются к женской яйцеклетке. Эта бешеная гонка сперматозоидов драматичнее, чем все наши войны. Потому что лишь один из них будет жить — тот, кто достигнет яйцеклетки первым. Остальные погибнут.
После длительных экспериментов, которые я проводил на Блемонтине, мне удалось вывести новый вид сперматозоидов, напоминающих летучих муравьев. Они не погибают. На своих малюсеньких крылышках они летят на поиски женщин. Им все равно, королева это, или посудомойка, девственница или шлюха. Они прогрызают ткань, лезут во все щели…
— Значит там, в пансионате «Роза»…
— Совершенно верно, Норман. Мой подопытный «опылил» всех претенденток, — Мотичелли раскатисто расхохотался.
— Стоило ли взрывать машины, убивать людей, чтобы нагадить этим девчонкам?
— Мне не нравится ваш полицейский жаргон, Норман. Неужели Вы еще не поняли, что в моих руках оружие более грозное, чем водородная бомба? Возьмите, к примеру, моего пса Норман. Этот разжиревший увалень не желает поднять свой зад, когда я зову его. Не правда ли, он мало похож на голодных уличных собачек, которые будут бежать за Вами целую милю, выпрашивая колбасную шкурку?
То же самое — наши зажиревшие соотечественники. Они пошлют ко всем чертям любое, не понравившееся им правительство. Запомните, Норман, командовать можно только стаей голодных людей. За кусок колбасы и рюмку алкоголя они вылижут Вам анальное отверстие. По вашему приказанию они будут вешать и расстреливать себе подобных, они сочинят в вашу честь хвалебные гимны.
Вот для чего мне понадобились летучие сперматозоиды, чтобы вызвать в Штатах демографический взрыв — тысячекратное увеличение населения.
— Вы хотите, чтобы собак было значительно больше, чем корма?
— Да, Норман. Они сами отдадут власть мне — единственному человеку, который будет в состоянии приостановить это бешеное размножение. Я знаю о ваших миллионах, Норман. Но даже с ними Вы — никто. Застрелите какого-нибудь подлеца, и Вас отправят на электрический стул точно так же, как любого бродягу. Деньги без власти — ничто, Майк, потому что их могут отнять.
Теперь слушайте внимательно. Я предлагаю Вам неограниченную власть над людьми. Подчинитесь мне, и больше никому не надо будет подчиняться. Мне нужен такой оберполицейский, как Вы. Это первое. И второе — Вы нужны мне, как донор. Используя Вас, я получу тысячи отличных служак. Решайте.
Некоторое время детектив молчал, потрясенный услышанным.
— Я родился в свободной и богатой стране, — начал он наконец, — а должен буду умереть в рабской и нищей. Не так ли, профессор?
— Умереть в окружении собственных рабов — не худшая участь, Норман.
— Заманчиво. Вы — настоящий змей-искуситель, Мотичелли. То, что Вы говорите — не для слабых душ! Уверен, найдется немало больших чинов, которые захотят Вам продаться. Именно поэтому я должен убить Вас. Молитесь, еще есть время, — Майк приставил ствол револьвера к затылку профессора.
— Я ошибся в Вас, Норман. Я считал Вас рыцарем, а Вы — грязная полицейская ищейка. То, что Вы делаете, хуже, чем выстрел из-за угла. Стреляйте, вонючий ублюдок!
Оружие дрогнуло в руке детектива:
— Вы правы, Мотичелли, я за всю жизнь не отмылся бы от вашей крови.
— Браво, Норман! Я помогу Вам. Я нападу на Вас первым, и если Вы убьете меня защищаясь — то будете чисты перед законом и людьми, а, возможно, и перед Господом Богом.
— О’кей, выбирайте оружие, Мотичелли.
— Я больше привык к скальпелю, чем к револьверу. Держите, — профессор открыл сверкающий стерилизатор. На дне его лежали два скальпеля.
