Фантом танцевал, извивался, менял форму, как гигантский трехмерный калейдоскоп. Каждое движение сопровождалось порывами ветра и безумным гулом с разительно меняющейся громкостью — то он не слышался, а скорее ощущался, то перерастал в рев, от которого раскалывалась голова. Портулак стиснула мне руку, и я понял, что давно так не боялся и не чувствовал себя таким беспомощным. Внезапно надежда спасти Геспера, передав его Фантому, показалась по-детски нелепой — речь о жизни друга, а мы в сказку поверили. Однако пути назад не было, с площадки нас мог увезти только флайер, который прилетит еще не скоро.
Фантом собрался над платформой — облако размером с полнеба превратилось в грозу, бурлящую прямо над нами. Под ним и вокруг него осталась прослойка чистого воздуха. В ревущем сердце грозы я различал лишь черноту — слой механизмов был столь плотным, что не пропускал дневной свет. Мрак разбавляло только мерцание огоньков — так общались бесчисленные устройства. Полил дождь, хотя до появления Фантома даже влажно не было.
Фантом начал снижаться. Захотелось пригнуться, но я понимал, что это бесполезно, и остался стоять, только взглянул на укрытие. Портулак, наверное, думала о том же и покачала головой. Верно, мы прилетели сюда ради Геспера, а не прятаться за стенами, которые все равно не защитят.
Моя подруга ткнула пальцем в постамент и сквозь рев Фантома прокричала:
— Туда! Покажем, зачем мы здесь.
Я понимал, что она снова права. Держась за руки, мы зашагали через платформу туда, где оставили Геспера. Казалось, он за нами наблюдает, но, судя по тусклому взгляду, не узнаёт. Огоньки за стеклянными панелями на миг заплясали быстрее, но потом снова замедлились и поблекли. Они как будто потемнели с момента нашего прилета сюда.
Фантом опустился еще ниже и заслонил все небо. Стало сумрачно, словно уже смеркалось. Рев казался невыносимым, черное облако застыло над нами жадно раскрытым ртом. От его пурпурной каймы отделился поток похожих на мусор механизмов и зазмеился вниз, будто на разведку. Завихрившись смерчем, он сузился и превратился в зонд, который повис над Геспером, не задевая его, хотя несколько раз тянулся к нему и отстранялся. Вопреки неоспоримой силе Фантома Воздуха явственно чувствовалось его опасение. Думаю, за все время своего существования таких, как Геспер, он не встречал. Наверное, Фантому впервые попалось существо, по сложности не уступающее ему самому, хотя принципиально иного вида и происхождения.
Зонд снова потянулся к Гесперу, и я наивно решил, что цель достигнута — наше подношение принято и расценено верно. Но если кишащий механизмами зонд и коснулся золотой кожи Геспера, то лишь на миг, а потом отстранился с удручающей быстротой и исчез в черной туче. Словно рука отдернулась после ожога, удара током или контакта с едким веществом. Туча почернела еще сильнее, а вой, и без того невыносимо громкий, стал оглушительным. Опять полил дождь — неистово роящиеся механизмы выжимали влагу из воздуха.
Эпицентр облака, опускавшегося на постамент, сместился на нас. Фантом потерял интерес к Гесперу.
— Что-то пошло не так.
— Ничего не поделаешь, — отозвалась Портулак, словно я искал утешения.
Крылатые механизмы слетелись осмотреть нас. Соприкасаясь, их крылья клацали, словно ножницы, однако ни одного поврежденного я не заметил. Они едва не пикировали на меня, завораживая интенсивным миганием огоньков, которые, очевидно, были и сенсорами, и коммуникаторами. Изредка я ощущал холодок металла и вздрагивал, хотя запретил себе шевелиться. После очередного прикосновения я поднес ладонь к щеке, а опустив, увидел кровь, хотя боли не было, а ранка скоро подсохла. Портулак царапнули шею и тыльную сторону ладони, но она будто не почувствовала. Вряд ли Фантом хотел нас поранить, просто его частицы действовали недостаточно слаженно.
Потом случилось нечто, о чем мистер Джинкс не предупреждал. Механизмов стало больше, они роем окружили меня, практически скрыв Портулак из виду. Внезапно я поднялся над платформой и, поддерживаемый механизмами, повис в воздухе. Я позвал возлюбленную, но за ревом Фантома она не услышала. В роящемся мраке казалось, что я перемещаюсь, но было ли так на самом деле? Я отклонился назад и тут же потерял ориентацию. Механизмы так интенсивно гасили мои движения, что я чувствовал себя во власти медленно прогрессирующего паралича, хотя продолжал беспомощно барахтаться.
Раз! — и под ногами остался лишь серебристый песок — меня вынесло за край платформы. Прежде я не боялся высоты благодаря защитным устройствам — помощникам-роботам, которые меня сопровождали, — специальной одежде или самой среде. Зато теперь страх овладел мной, словно наверстывая упущенное. Сейчас мне на выручку не мог прийти «Лентяй», а Портулак — «Серебряные крылья». На мне была самая простая одежда, не способная даже выделить лекарство, если я упаду и поранюсь.
Нет, упав с такой высоты, ранением не отделаешься. «Так и гибнут шаттерлинги, — подумал я. — Идешь на неоправданный риск, уверенный, что стал неуязвим, раз прежде столько раз проносило. А ведь дело в банальном везении, которое кончилось здесь и сейчас».
Едва я об этом подумал, как механизмы меня бросили.
Падение длилось не больше секунды, но она показалась мне длиной в жизнь. Я успел обдумать многое, даже печальные обстоятельства своей скорой и неминуемой гибели. Прежде я твердо верил, что не оставлю после себя тело, а кровавое искореженное месиво и подавно. С такой высоты на дюны падать все равно что на камни. Портулак тоже сбросили с платформы? Увидим ли мы друг друга прежде, чем упадем? Или Фантом пощадил ее? Если пощадил, то меня почему губит?
Вдруг я перестал падать — меня остановили механизмы. Вокруг снова сгустилась темная масса, и с замиранием сердца я почувствовал, что резко набираю высоту. Раз! — и меня опять отпустили, я оказался в чистом воздухе за сотни метров от платформы, к которой стремительно приближался.
Механизмы снова меня спасли.
Я понял, что со мной играют, как кошка с раненой птицей. То же самое наверняка вытворяли с Портулак, только я не решался даже глянуть в ее сторону. Нельзя сказать, что я покорился судьбе. Раз моя гибель откладывалась, я немного успокоился, мысли потекли более-менее нормально.
Не знаю, как долго со мной играли — может, секунд десять, может, несколько минут. В черном аду роя следить за временем было не проще, чем ориентироваться или двигаться.
Но вот игра закончилась, и меня бесцеремонно швырнули обратно на платформу. От падения дыхание сбилось, но кости я точно не переломал. Распластанный на белой поверхности, я ловил воздух ртом, словно рыба на отмели. О том, чтобы встать, я подумал как минимум через минуту, а когда попробовал, сердце бешено стучало, а грудь тяжело вздымалась. Воздух по-прежнему кишел механизмами, но до самых ближних было несколько метров.
— Портулак, — негромко позвал я, потом собрался с силами и проорал: — Портулак!
— Лихнис, я здесь! — отозвалась она.
Портулак стояла шагах в десяти от меня, но я видел ее урывками, только когда редел рой механизмов. Я побрел к ней, чувствуя, как болит колено, ушибленное при падении. Возлюбленная двинулась мне навстречу, вытянув руки перед собой, как сомнамбула. Мы обнялись и внимательно осмотрели друг друга: нет ли ран. Ничего серьезного не обнаружилось, мы отделались царапинами, ссадинами и скрытыми под одеждой синяками.
— Эта мерзкая тварь… — начал я, но Портулак поднесла палец к губам:
— Фантом до сих пор рядом и наверняка знает транс. Лучше его не обижать.
Я покорно кивнул, хотя внутри все кипело от ярости. Мы попали в лапы не злой силы, а извращенного ума, примерно как у непослушного шалуна, только хуже и опаснее.
— Я думал, мне конец, — признался я.
— Я тоже. Хотя чему удивляться? Нас предупреждали, что Фантом бывает в игривом настроении. Теперь ясно, почему мистер Джинкс так торопился унести ноги.
— Если это игривое настроение, то не хотелось бы застать агрессивное.
— Он разорвал бы нас на куски и бросил бы в дюны. Лихнис, там что-то происходит.
Портулак глядела мне через плечо. Я боязливо обернулся. Туча поднялась выше, позволив нам хоть частично осмотреть постамент.
— Фантом забирает Геспера, — проговорила Портулак с благоговейным страхом.
Фантом Воздуха отбросил прежние сомнения и прикасался к роботу. Рой покрыл нашего друга почти целиком, но не осматривал его, а разбирал на части и поглощал. Черной волной механизмы катились от оплавленной стороны золотого тела, то есть от края постамента, к непострадавшей — к голове, к глазам, которые еще недавно за нами наблюдали. Когда волна прошла, на постаменте не осталось ничего. К небу потянулась кружащаяся черная воронка, сквозь бреши в ней сверкало золото.
