Между тем, краем уха я услышал, как Рита спрашивает у Рашели, что такое «ван-винкль».
— Корабль, затерявшийся во времени, — ответила девочка. — Ну, и пассажиры этого корабля. Их тоже называют «ван-винклями». Порой, очень редко, случается так, что во время гиперперехода начинает барахлить генератор. Тогда корабль задерживается в канале на годы, десятилетия, а то и столетия. Самый древний из известных в истории «ван-винклей» был…
Я перестал слушать объяснения Рашели, так как и без неё знал всё о «ван-винклях», и привлёк к себе внимание пилота яхты:
— Мистер Сигурдсон, вы уверены, что вас преследовал всего лишь один патруль?
— Мне кажется, да. В дром-зоне Барнарда были и другие корабли, но за нами погнался только один из них. Да и какой смысл пускать в погоню за нашей безоружной яхтой два боевых крейсера. — Лицо его приобрело официальное выражение. — Капитан Матусевич, мы крайне признательны вам за помощь. Надеюсь, теперь вы позволите нам продолжить путь?
— Что?… — Признаться, этого я не ожидал. — И куда же вы собираетесь?
— На Землю, конечно.
— На Землю?! Конечно?! Да вы с ума сошли! Ведь Земля… — Тут я растерянно умолк. Этот человек и другие пассажиры яхты явились к нам из далёкого прошлого, и вот так с ходу, по радиосвязи, огорошивать их всей неприкрытой правдой о нынешнем положении человечества было бы чересчур жестоко. В этой ситуации они могли повести себя совершенно непредсказуемо. — Сейчас идёт война, мистер Сигурдсон. Большая война. И мы не располагаем данными, что в Солнечной системе всё спокойно. Да и по пути к ней вы можете попасть в такую же переделку, как у Звезды Барнарда. Сейчас путешествовать по космосу на вашем судёнышке равносильно самоубийству. В любой обитаемой системе вам может встретиться враг.
— А вы, значит, друзья? — скептически спросил Сигурдсон.
— Ясное дело, друзья! Мы же спасли вас от глиссаров.
— Гм-м… Но видите ли, капитан, тут такое дело, что перед этим и ваши обошлись с нами не лучшим образом.
— Наши? Какие ещё наши?
— Ну, галлийцы. Мы вышли к Пси Козерога, собираясь совершить последний скачок к Земле, и наткнулись на ваш флот. Даже не на флот, а на целую армаду — тысячи и тысячи кораблей. Они, впрочем, не стал открывать по нам огонь, однако приказали лечь в дрейф и приготовиться к приёму инспекции.
Рашель тихо ахнула. Шанкар что-то невнятно забормотал. А у меня учащённо забилось сердце: Пси Козерога соединялась с Солнечной Системой каналом первого рода, и концентрация таких огромных сил на самых подступах к Земле могла иметь только одно объяснение…
— Так что же дальше? — нетерпеливо спросил я у Сигурдсона.
— Мы убежали. По тому же каналу, по какому пришли. Надо отдать вашим должное — нам вслед они не стреляли и за нами не гнались.
— Но почему? — удивился я. — Почему вы убежали?
Лайф Сигурдсон в нерешительности пожевал губы.
— Видите ли, капитан Матусевич… В общем, извините за грубость, но вы — не вы лично, а все ваши соотечественники в целом, — чёртовы расисты. У меня же на борту чернокожий… вернее, чернокожая. Женщина, к тому же француженка. А вы ведь страшно не любите «цветных», и ваши инспекторы вполне могли…
Тут уж Рашель не сдержалась. В нарушение устава, она вскочила со своего места второго пилота, подбежала к моему креслу и, встав рядом со мной, возмущённо заявила:
— Мы никакие не расисты! И никогда не были расистами. Всё это гнусная ложь! Да, когда-то давно у нас существовало ограничение на иммиграцию по расовому признаку. Это было неправильно, и мы его отменили. Но никогда, никогда мы не обижали людей из-за цвета кожи.
Не успел пилот «Валькирии» выразить своё изумление по тому поводу, что на борту военного корабля, мало того — в рубке управления, находится двенадцатилетняя девочка, как другой член моей команды, Шанкар, тоже нарушил устав, переключив без моего разрешения связь с яхтой на себя.
— Мистер Сигурдсон, — сказал он, сняв свой шлем. — Посмотрите на меня. Я, конечно, не чернокожий — в том смысле, что не принадлежу к негроидной субрасе. Однако кожа у меня тёмная. Достаточно тёмная, чтобы любой белый расист назвал меня «цветным». А между тем я состою в команде корабля и не жалуюсь ни на какую дискриминацию. Возможно, когда-то на Терре-Галлии и не любили «цветных», но с тех пор много воды утекло, многое переменилось… Кстати, вы из какого времени? Когда вы попали в эту переделку?
— В 2619-ом году.
— О, великие боги! — Даже Шанкар был поражён. — Как же вас так угораздило?
— По собственной глупости, — честно признался Сигурдсон. — Изначально наша яхта была рассчитана только на скачки, но мой бортинженер Шелестов усовершенствовал генератор и заверил меня, что он выдержит и «затяжной прыжок». Я поддался на его уговоры, а в результате… ну, вы сами видите, что получилось.
— Да, видим, — сочувственно кивнул Шанкар. — И вам уже известно, что вы провели в гиперпространстве почти целое тысячелетие. Неужели вы думаете, что за это время всё осталось по-прежнему и ничего не изменилось? Мир преобразился, сэр, совершенно преобразился! Вы совсем не ориентируетесь в этом новом для вас мире, и я настоятельно советую вам слушаться во всём капитана Матусевича.
С этими словами старик снова переключил связь на меня, и я уже без труда убедил Сигурдсона затормозить и дождаться нашего корабля. Мы обсудили все детали предстоящего сближения, убедились, что наши стыковочные узлы совместимы, после чего деактивировали аудиовизуальный контакт, а вместо него установили прямую связь между бортовыми компьютерами, чтобы они согласовывали манёвры обоих кораблей.
Когда на яхте уже не могли услышать нас, Рашель возбуждённо выпалила:
— Наш флот у Пси Козерога! Вы понимаете, что это значит?
— Да, понимаем, — кивнул я. — Атака на Землю.
— И не только на Землю, — добавил Шанкар. — У меня с самого начала было подозрение, точнее сказать — надежда, что галлийцы не намерены ограничиваться одной лишь Махаваршей, что они нанесут удар сразу в нескольких направлениях, по всем ключевым человеческим мирам.
— Но ведь на Земле больше нет людей, — заметила Рашель, всё ещё потрясённая недавним открытием. — Её заселили габбары.
— Это не имеет значения, дорогая моя. Земля — всё равно Земля. Это ЗЕМЛЯ — и все буквы в её имени заглавные. Она — колыбель человечества, она — наш символ, мы все чувствуем генетическую связь с ней. Её освобождение станет эпохальным, переломным событием, оно вернёт людям надежду на возрождение всей нашей расы… — Шанкар помолчал, успокаиваясь. — Сколько же лет вы к этому готовились, Рашель? Десять, двадцать, пятьдесят? А может, все сто? Может, с самого начала блокады?
