Прежде чем я успел спохватиться, мой рот уже оскалился в улыбке.
– Договорились.
Я встал и подошел к тому месту, где Фигрин настраивался с группой. Я представился.
Клянусь, битхи выглядят высокомерно, даже когда сами того не желают. Этот парень, похоже, уже был наслышан о моей репутации: Лабрия – пьяница. Полунаходчивый, полухитрый, полутрезвый. Он едва взглянул на меня.
– Ах да. Нелюбимый шпион Джаббы.
Он был печально известным игроком в карты.
– Пару партий в сабакк? Все равно народ навряд ли появится здесь до вечера.
– Я не в настроении.
– Минимальная ставка – двадцать кредиток.
Его голова вертелась как на шарнирах:
– Ах да, кстати, ты можешь себе это позволить?
Я оскалил зубы. Битхи должны знать, что они – еда.
– Ты пытаешься оскорбить меня, Фигрин Д’ан?
* * *
Возможно, где-нибудь когда-нибудь за всю историю и существовала колода карт более крапленая, чем та, которой мы играли, но я в этом сомневаюсь. Битхи произошли из теплого ясного мира. А деваронцы, кстати, ощущают инфракрасное излучение практически лучше всех. Когда живешь в холоде, лучше чувствуешь источник тепла.
У края карты в черную границу встроен маркер, чувствительный к низкочастотному инфракрасному свету. Я видел все карты, которые он держал все утро напролет.
Они разорились: к тому моменту как мы закончили, я выиграл все их инструменты, кроме физзза Дойкка На’тса.
* * *
А вот чем закончился день.
Иногда мне кажется, что существует какой-то вселенский заговор с целью помешать мне наслаждаться музыкой. Вначале музыканты долго вздорили друг с другом, а когда они наконец начали играть и сыграли «Без ума от меня» в новой легкой версии, какой-то старый болван зарубил другого световым мечом и прервал музыку. Этот психопат Соло появился сразу же после этого и тут же без всякого зазрения совести убил охотника за головами, по имени Гридо. Будь у меня бластер, я мог бы выстрелить ему в спину, но что ж, мы часто упускаем хорошие возможности, и это не лучший способ привлечь внимание.
День перешел в вечер, я потягивал выпивку и смотрел, как они играют. Чтобы разыграться, им понадобилось время; вначале Фигрин не мог смотреть мне в глаза без ненависти и каждый раз, когда видел, что я наблюдаю за ними, сбивался с ритма. Но тяжело долго сердиться на того, кто разбирается в том, что ты делаешь, так как и он ценит это так, как я ценил их. По мере того как угасал день, музыка становилась спокойнее и интимнее, Фигрин Д’ан играл с закрытыми глазами, пробираясь через такты, Дойкк На’тс стоял сбоку; и они подыгрывали друг другу, перескакивали через такты, пытались переиграть друг друга и наслаивали одну импровизацию на другую. Впервые, за черт знает какое время, они играли для аудитории, которая могла и действительно ценила то, что они делают. Аудитория из одного человека.
Они закончили «Одиноким миром». Подходящий выбор, на мой взгляд. Эта песня с длинными проигрышами физзза и клоо заканчивается одним из самых сложных соло для клоо, и Дойкк поклонился в конце с сознанием собственного гения. А битх стоял рядом и играл. Фигрин Д’ан в облачении музыки; и я смотрел, как он уплывает отсюда в безопасное, тихое, окруженное звуком место, узнать которое мне не суждено.
Кевин Дж. Андерсон
Обмен
Йаванская байка
[9]
Песчаный краулер полз вверх по склону, покрытому золотистым песком, над которым висело жаркое марево, рождаемое солнцами-близнецами Татуина. Огромный транспорт двигался медленно и неколебимо. Клацающие тракторные гусеницы оставляли борозды на девственной поверхности дюны. Уже через несколько часов резкие порывы ветра, поднимающие песок, вернут Дюнному морю непорочный вид. Пустыня не приемлет никаких перемен. В глубине, в темных недрах песчаного краулера, в заваленном всяким хламом машинном отделении, где гулко громыхали пульсирующие силовые реакторы, подле сородичей трудился Хет Нкик. Капюшон не мешал ему втягивать в легкие воздух, наполненный смесью беспорядочных запахов. От двигателей несло стареющими деталями, портящейся смазкой и стертыми дюрастиловыми шестернями.
Люди и другие разумные существа терпеть не могли запах йав, различая только вонь, которая заставляла всех морщить нос и отворачиваться. Но сами йавы выуживали массу полезной информации из этих запахов: о здоровье товарищей, об их последней трапезе, о личности собеседника, о степени его зрелости, сексуального возбуждения, радости или скуки.
Хет Нкик суетился вовсю. В любое другое время йавы приложили бы все усилия, чтобы устранить всякие поломки, по крайней мере до тех пор, пока не всучат свой товар незадачливому покупателю. Но сегодня соотечественников едва ли занимал этот вопрос – все были поглощены мыслями о предстоящем Обмене, ежегодном собрании всех кланов. Они выжимали из двигателя максимум скорости, и песчаный краулер натужно рассекал Дюнное море, направляясь к обычному месту сборищ народа йав.
Хет Нкик покачал головой, его ярко-желтые глаза сияли в глубине капюшона. Любой сородич сразу же определил бы, что от него пахнет досадой и нетерпением.
Хета Нкика часто посещали весьма странные для йава идеи, и он всегда был готов поделиться ими с тем, кто согласится слушать. Он с удовольствием наблюдал, как его собратья разбегаются в разные стороны, смущенные сомнениями, которые он посеял у них в головах. Сомнениями и мыслями о том, что, быть может, йавам больше не стоит трусливо бежать и прятаться от Песчаных людей, от фермеров и даже от имперских штурмовиков, которые давно сделали слабо укрепленные крепости йавов учебными мишенями. Что, если кто-то еще из йавов поймет, что их народ слаб лишь потому, что избрал путь слабого? Но никто из соплеменников не желал прислушиваться к этим рассуждениям.
Вернувшись к осмотру двигателя, Хет Нкик снял защитную панель и принялся копаться в хитросплетениях электроники. Ему всегда казалось удивительным, что йавы прилагают столько умения и воображения, отчаянно сражаясь за жизнь этих древних машин, и не делают ничего, чтобы защитить себя или свою собственность от тех, кто на нее покушается.
Пронзительно завыла сирена, и йавы, находившиеся в машинном отделении, радостно загомонили. Запахнув поплотнее свой вонючий коричневый балахон, Хет Нкик поспешил вслед за товарищами по направлению к подъемникам, связывавшим эту палубу с капитанским мостиком. Старые подъемные механизмы застонали под весом без перерыва щебечущих существ.
На самой вершине огромного трапециевидного песчаного краулера пятнадцать йавов из команды уже столпились у длинной, высокой смотровой панели из транспаристила. Каждый стоял на перевернутом ящике для запчастей, чтобы иметь возможность лучше разглядеть происходящее снаружи. На протяжении всего татуинского двойного дня впередсмотрящие, стоя на импровизированных стульях, не сводили глаз с горячих песков и высматривали обломки металла или следы песчаных людей, имперских штурмовиков и враждебных контрабандистов. При малейшем намеке на угрозу рулевому надлежит немедленно сменить курс и прибавить скорость, и всем останется только задраить входы и выходы и трястись от страха, как бы противник не отправился за ними в погоню. Но Хет Нкик никогда не слышал, чтобы даже крайт-драконы нападали на такой крупный объект, как песчаный краулер. Но и такие доводы не могли убедить йавов забыть о страхе.
