Народу гуляло много: были тут и заводские из рабочего общежития, и другие граждане — ученые и аспиранты из НИИ, актеры и художники с ближайшей выставки, которую открыли на лето. Были и военные — куда же без них? Ведь рядом целых две части, да военное училище летчиков.
Она шла к ближайшему парку, улыбалась встречным прохожим, получала в ответ вежливые кивки.
Тима стоял возле входа в парк и по своему обыкновению вертел головой, удивленно открыв глаза — впитывая весь окружающий мир разом. На спине у него был огромный рюкзак, из которого выглядывала любопытная кошачья морда. Рядом с сыном крутилась какая-то девочка с белыми бантами и огромным ручным котом в широком ошейнике с поводком. Сын изменился. Вырос, возмужал. Он все еще оставался ребенком — но в его жестах и манере держаться сквозила какая-то взрослая, мужская сила.
Из самого ее сердца хлынули слезы. С легким всхлипом она кинулась вперед, не чувствуя под собой ног.
— Сынок, — выдохнула она, подхватив Диму на руки, и закружив в крепчайших объятиях, — я знала, я знала, что ты вернешься!
— Я вернулся, мама, — шептал Дима, отвечая на объятия, — я вернулся.
Они были очень похожи — с той, другой женщиной, которая навсегда осталась в прошлом. Те же черты лица, те же глаза, совершенно тот же, родной запах. Только эта мама была настоящей. А там, в прошлом, ужасная ошибка. Непростительная ошибка, которая чуть не погубила его, Димкину, маленькую вселенную.
Вдоволь наобнимавшись, они стояли друг напротив друга и держались за руки.
«Дим, — сказал беззвучно Барс, когда молчание слишком уж затянулось, — ты никого не хочешь представить?»
— Ой, мам! — Спохватился Дима, и показал на девочку с котом, замершую рядом с ними, — познакомься, это Юкки! Она сирота. Можно мы будем жить вместе?
Эпилог
У него снова все было хорошо. После той позорной истории с сумасшествием первой жены, ему удалось перевестись в другой округ. Две заграничные командировки по горячим точкам помогли наладить пошатнувшуюся было карьеру. А второй удачный брак, на молодой дочери заместителя министра, окончательно придали прошлое забвению. Год назад в семье родилась двойня: дочки-красавицы. Он всегда больше любил девочек.
Как привет из прошлого, недавно прилетело письмо. От персонала клиники, где проходила лечение его бывшая. Письмо было самым обыкновенным, в бумажном конверте. Он даже не знал, что такие еще доставляют. Просто достал как-то вечером из почтового ящика вместе со счетами от управляющей компании и стопкой рекламных листовок. Бывшая умерла от банальной простуды. В письме было написано, что она не хотела бороться за свою жизнь, и просто зачахла. Письмо он сжег.
Наверно, его новую жизнь можно было назвать счастливой. Она была спокойной, стабильной, твердой и уверенной. Он всегда это ценил. Порядок во всем. Дисциплину. Чтобы все было разложено по полочкам. В его прошлой жизни, в старой семье, этого сильно недоставало. Поэтому они и потеряли дочку: мать сделала ее слишком легкомысленной. Иначе с чего бы она вдруг вышла на дорогу, не поглядев как следует по сторонам?
Только иногда, может быть, раз в месяц, когда он оставался наедине со своими мыслями, глядя в потолок он вспоминал про сына. Тот с самого начала был недоразумением. Он не хотел второго ребенка. Старался быть осторожным в этом плане. Но тогда, после возвращения бывшей из того злополучного незапланированного одиночного отпуска, он немного потерял над собой контроль. Он не любил проигрывать — и демарш жены задел его гордость. Он доказывал ей, что лучшего мужика ей все равно не найти. И вот, случилась незапланированная беременность. Он убеждал ее сделать аборт, но нарвался на жесткий, слабо мотивированный отказ. Пришлось играть заботливого отца. Это было совсем не просто: мальчишка казался ему совсем чужим, и ужасно раздражал. И вот трагедия, гибель его первой дочери, вдруг привела к его волшебному освобождению от всех обязательств. Обузы отвалились сами собой.
Он думал о сыне, и что-то непонятно-тревожное шевелилось на дне его существа. Может, остатки души, а, может, смутная тревога за собственное будущее. Ведь жизнь когда-то заканчивается. Не придется ли отвечать там, за чертой, за свои мысли и поступки? Впрочем, разве он плохой? Он ведь ничего парню не сделал. Наоборот — содержал его, заботился… и все же куда он исчез? Ведь тело так и не нашли, хоть и признали его погибшим. Есть ли шанс, что он жив? Может, потерял память, как в дешевых сериалах, и вырос где-нибудь в сибирской глубинке, где его приютила община старообрядцев? Он усмехался такому ходу мысли и спокойно засыпал.
Но этой ночью что-то было не так.
Давящее чувство не проходило. «Старею? — Подумал он, — начинаю бояться смерти?» На эти вопросы не было ответа, но чернота продолжала давить откуда-то изнутри. Когда ощущение стало невыносимым, он встал с постели. Пошел в душ. Залез под холодные упругие струи. Холодный душ — лекарство от любых волнений — в этот раз не сработало.
Он вытерся. Надел спортивные штаны, майку и кроссовки, и вышел в подъезд. Спустился на лифте.
Был глухой ночной час. Асфальт все еще парил после дневной жары и вечернего ливня. Душно. Он глубоко вздохнул, и сделал пару шагов, чтобы отойти от яркой лампы освещения, вокруг которой крутились назойливые насекомые.
А потом он увидел его. Пропавшего несколько лет назад сына. Дима заметно вырос, раздался в плечах. Его глаза смотрели строго и серьезно, а на руках у него сидел большой сибирский кот. Та, прошлая жизнь была так давно, что Барса он даже не вспомнил.
— Привет, — сказал Дима, — знаю, ты не скучал. Но мне надо было тебя увидеть.
— Ч-ч-что ты тут делаешь? — Спросил он, чувствуя слабость в коленях. Это же сколько усилий сейчас пойдет насмарку! Новая семейная жизнь, отношения с заместителем министра…
— Говорю же — пришел посмотреть тебе в глаза, — пожал плечами Дима.
— З-зачем это тебе? — Выдавил из себя ненастоящий отец.
— У меня есть великая цель, — ответил Дима, — и мне нужно пройти много испытаний, многое узнать, прежде, чем я смогу ее достичь. Ты ответ на один из первых вопросов на этом пути.
— Я не понимаю.
— А тебе и не надо. Я же говорю — мне достаточно было в глаза тебе поглядеть. Если тебе вдруг будет интересно, я думал, что кровное родство — это крайне важная вещь. Я оправдывал тебя этим. Но не так давно моя жизнь резко изменилась. И теперь я понимаю, что настоящее родство — это когда рядом близкая душа. Есть вещи поважнее даже крови.
— Я не понимаю, — повторил не настоящий отец.
— Я не твой сын, — сказал Дима, — никогда им не был. Но мог бы им стать. Возможно, тогда весь мир был бы совершенно другим.
— Что тебе от меня нужно?
— Мне нужно, чтобы таких, как ты в конце концов не стало, — ответил Дима, — и я добьюсь этого. Даже если на это уйдет десять тысяч жизней.
