Он замолчал. Последовала тишина, затем кто-то произнес:
— Пять лет!
Это прозвучало почти как вздох. Но сигнал был дан, и люди задвигались на своих местах.
Гросвенор живо откликнулся:
— Земных лет.
Надо было обязательно подчеркнуть этот пункт. Он осознанно выбрал исчисление, чтобы при переводе в звездные годы названный период выглядел короче. Дело в том, что звездное время со своим часом в сто минут, сутками в двадцать часов и годом в триста шестьдесят дней вводилось на кораблях с психологическими целями. Приспособившись к более долгим дням, люди постепенно забывали, что их длительность намного больше, чем они привыкли думать.
Поэтому, подсчитав, что получается только три звездных года, люди должны были испытать некоторое облегчение.
— Кто-нибудь еще желает высказаться? — спросил Кент.
Фон Гроссен произнес недовольным тоном:
— К сожалению, не могу назвать себя согласным с мистером Гросвенором. Предыдущие его подвиги внушили мне глубокое к нему уважение. Но он требует поверить ему на слово вместо того, чтобы представить нам действенные доказательства. Я не хочу думать, что нексиализм наука настолько всеобъемлющая, что только владеющие ею способны понять сложные явления.
Гросвенор возразил:
— А не слишком ли вы торопитесь отбросить то, что даже не дали себе труда изучить?
Фон Гроссен пожал плечами:
— Возможно.
— Как я понимаю, — вступил Зеллер, — мы собираемся посвятить много времени и усилий плану, при выполнении которого ни в какой момент не будем иметь прямых доказательств того, что он действует успешно.
Гросвенор поколебался, но быстро понял, что надо придерживаться своей позиции. Ставка была чересчур высока. Он не мог принимать во внимание чувства этих людей. Он сказал:
— Я буду знать, имеем ли мы успех. И если кто-нибудь из вас соблаговолит прийти ко мне немного подучиться, ему тоже станет известно.
Смит заметил хмуро:
— В одном мистеру Гросвенору точно не откажешь — он всегда предлагает нам подняться до своего уровня.
— Больше никаких комментариев?
Голос Кента повысился на тон, в нем улавливалось предвкушаемое торжество. Несколько человек было собрались заговорить, но потом передумали. Кент продолжил:
— Чем терять время, давайте лучше поставим предложение мистера Гросвенора на голосование.
Он медленно выдвинулся вперед. Гросвенор не видел его лица, но догадывался, что оно выражает надменность.
— Ну что ж, пусть те, кто за метод мистера Гросвенора и, другими словами, согласны продлить наше путешествие на пять лет, поднимут руки.
Не поднялось ни одной руки.
Кто-то воскликнул агрессивным тоном:
— Нужно время, чтобы хорошенько обдумать вопрос.
Кент возразил:
— Мы всего лишь хотим составить представление об отношении к данному предложению. Всем важно знать, что думают самые крупные ученые экспедиции. Теперь те, кто против.
Поднялись все руки, за исключением трех. Одним взглядом Гросвенор определил воздержавшихся: это были Корита, Мак Канн и фон Гроссен.
Затем он заметил, что капитан Лит, стоявший рядом с Кентом, тоже воздержался.
— Капитан Лит, — неожиданно обратился к нему Гросвенор, — сейчас именно тот момент, когда необходимо применить ваше конституционное право взять в свои руки командование. Опасность чересчур очевидна.
— Мистер Гросвенор, — медленно ответил тот, — это было бы так в случае видимого противника. В данных же обстоятельствах я могу лишь следовать мнению научных специалистов.
— На борту только один научный специалист, — сказал Гросвенор сухо. — Остальные не более чем любители, плескающиеся на поверхности.
Эта реплика, похоже, повергла собравшихся в оцепенение. Кое-кто порывался немедленно выступить, но затем просто насупился в молчаливом бешенстве.
Наконец капитан Лит произнес размеренным голосом:
— Мистер Гросвенор, я не могу согласиться с вашим заявлением, которое мне кажется безосновательным.
Кент заметил с холодной иронией:
— Итак, джентльмены, теперь мы знаем, какого мнения о нас мистер Гросвенор.
Сам химик не выглядел оскорбленным, напротив, был расположен пошутить. Похоже, он забыл, что положение обязывает его поддерживать на собрании атмосферу уважения и учтивости.
Мидер, руководитель подотдела ботаники, призвал его к порядку разъяренным тоном:
— Мистер Кент, не понимаю, как вы можете терпеть такое вызывающее замечание.
— Верно, — сказал Гросвенор, — Надо защищаться. Вся вселенная находится в смертельной опасности, но главное сохранить свое достоинство.
Слово взял Мак Канн.
— Корита, — спросил он, — если действительно там имеется сущность, которую нам описал Гросвенор, как это согласуется с теорией цикличности истории?
Археолог с сомнением покачал головой:
— Очень плохо, должен признать. Можно было бы, наверное, постулировать форму примитивной жизни. — Он посмотрел вокруг себя. — Меня больше занимает то, до какой степени теория цикличности истории подтверждается поведением моих друзей. Приятно видеть поражение человека, поставившего всех нас в слегка неловкое положение размахом своих замыслов. Случай внезапно открывшейся эгомании.
Он посмотрел с сожалением на экран, на котором светилось лицо Гросвенора:
— Мистер Гросвенор, я был очень разочарован, услышав от вас подобное заявление.
— Мистер Корита, — произнес Гросвенор серьезно, — займи я любую другую позицию, вы бы даже не имели возможности услышать, как я разговариваю с этими джентльменами, к большинству из которых персонально я испытываю чувство подлинного восхищения, что я им говорил и что мне еще остается сказать.
— Я убежден, — произнес Корита, — члены экспедиции сделают все, что нужно, не считаясь с необходимыми личными жертвами.
— Трудно в это поверить, — сказал Гросвенор. — Я вижу, на большинство из вас подействовал тот факт, что мой план требует продления на пять лет нашего путешествия. Я знаю, это жестокое требование, но уверяю вас, что другого выхода нет.
Он помолчал, потом коротко заметил:
— Впрочем, я ожидал такой реакции и подготовился к ней.
Затем, обращаясь к собравшимся, добавил:
— Придется, джентльмены, прибегнуть к мере, которая для меня самого более тяжела, чем я способен выразить словами. Вот мой ультиматум.
— Ультиматум! — воскликнул Кент, внезапно побледнев.
Гросвенор сделал вид, что не услышал.
— Если к 10-ти часам завтрашнего утра мой план не будет принят, я возьму на себя управление происходящим на борту. Каждый будет делать то, что я прикажу, хочет он этого или нет. Предвижу, что ученые объединят свои знания, чтобы противостоять мне. Предупреждаю заранее, что всякое сопротивление бесполезно.
